Сын эрзянский. Книга вторая
Шрифт:
— Возьму! — живо ответил Степан, поддаваясь ее решительному веселому голосу.
И они опять целовались в темноте, и Степан обнимал ее вместе с тулупом.
Дарья ушла из сарая перед самым рассветом. Степан замкнул за ней калитку и проспал всю суматоху в доме, которую наделала Дарья — когда она залезла в окно, проснулась Акулина. Акулина увидела лезущего в окно человека и подумала, что в дом забираются воры. Она закричала истошным голосом и бросилась вон. Из избы прибежали родители. Все собрались в горнице. Дарья, конечно, уже успела нырнуть под свое
— Почудилось тебе, Акулька. Кто к тебе полезет ночью, коли твоя образина и днем никому не нужна?
Отец проверил окно, осмотрел шпингалеты. Все было на месте.
— Это тебе, Акулина, должно, действительно почудилось, — решил он.
Но Акулина настаивала на своем:
— Видела, своими глазами видела, как человек лез в окно.
— Может, и правда кто-нибудь вошел, — с сомнением согласилась мать и принялась заглядывать под кровати дочерей.
— Ты тоже бестолковая, как и твоя дочь, — сказал отец с раздражением. — Тебе говорят, что окна закрыты. Где же может войти человек? Нешто сквозь стекла!
Понемногу все успокоились, разошлись по своим постелям. Когда рассвело, Акулина подошла к окну и внимательно осмотрела подоконник. На подоконнике ясно отпечатался след босой грязной ноги. Она сразу же кинулась звать мать. Дарья вскочила с постели, схватила в руки первый попавшийся платок и стерла с подоконника след. К приходу матери и сестры она уже лежала в постели. Подоконник был чист.
— Довольно тебе с ума сходить, оставь меня в покое, — проговорила мать сердитым голосом. — Ночью тебе чудится, что лезут в окно, днем видишь какие-то следы...
С того дня Акулина глаз не спускала ни со Степана, ни с сестры своей. Она следила с таким упорством и настойчивостью, что они не могли одни остаться и на минутку, не могли перемолвиться словом. Только в сумерках Дарья иногда выйдет во двор, когда Степан убирает лошадей, прижмется к нему и опять бежит в дом, чтобы ее не хватились.
Однажды Степану велели ехать на пруд на мочку конопли. Помогать, как всегда, послали Акулину, но та вдруг заупрямилась, сказавшись больной. Пришлось послать Дарью и Лизу. Дарья недолго размышляла, как отделаться от младшей сестренки и остаться со Степаном наедине. Неся большую охапку конопли, она, будто нечаянно, толкнула Лизу, и та упала в воду, а от испуга разревелась.
— Беги скорее домой, переоденься и обратно приходи, — уговаривала Дарья нарочито жалостливым голосом.
— Не приду больше, ты меня столкнула в воду! — раскапризничалась Лиза. — Вот пойду и скажу матери!..
— Ой, Лиза, чего ты говоришь, как же я тебя столкнула? Не плачь, ужо стащу в лавке конфет и дам тебе целую горсть, — уговаривала Дарья сестру, и небезуспешно — та перестала плакать и обещала не говорить матери.
Как только они остались одни, так сразу уселись за возом, обнялись и все на свете
— А давай, Степан, уйдем куда-нибудь вместе, а? — сказала Дарья с воодушевлением.
— Уйти-то можно, да куда?
— У тебя есть родители, пойдем к ним. Они не примут, будем жить вдвоем. Мир велик, все место находят, и для нас с тобой найдется.
Степан молчал. Это правда, что мир велик, он уже немного походил по земле, но ничего радостного и приятного пока не нашел. Везде нужны деньги, для жизни нужен дом, потому что в чужом доме ты всегда будешь только работником...
Степан и Дарья не заметили, как мать с Акулиной подошли к возу. Они услышали хриплый от самодовольной злобы голос Акулины:
— Смотри, теперь, чай, не скажешь, что чудится. При дневном свете сидят в обнимку и людей не стыдятся!
Дарья оторвалась от Степана, быстро вскочила и затравленно, ненавистно плюнула Акулине под ноги.
Степан поднялся и стоял, тупо уставясь на хозяйку.
— Чего пялишь на меня свои воровские глаза? — закричала она. — Занимайся своим делом, таскай коноплю в пруд! Закончишь и убирайся отсюда туда, откуда явился... А ты сейчас же иди домой! — крикнула она дочери. — Здесь тебе нечего делать.
Дарья, склонив голову, медленно поплелась по тропинке вдоль конопляника. За ней ушла и хозяйка с Акулиной. Степан остался один и продолжал таскать коноплю в пруд... Закончив работу, он привел лошадь во двор. Здесь ожидал его хозяин.
— Ты видел, что сделали люди с цыганом, который посягнул на чужое добро? — взревел он не своим голосом.
— Я у тебя ничего не украл, — ответил Степан.
— Ты думаешь, обмануть девушку — вина меньшая, чем увести лошадь?
— Дочь твою тоже не обманывал, — отвечал Степан, стараясь быть спокойным.
— Уходи, ты мне больше не нужен!..
— Ты обещал мне платить за работу, — сказал он твердо.
— На, сучий сын! — вскрикнул как ужаленный хозяин и, выхватив из кармана горсть денег, бросил их Степану.
Когда хозяин ушел, Степан поднял с земли бумажку в три рубля.
В тот же день он собрал свои пожитки, прихватил баночки с красками, а стекла, которые еще оставались в ящике, разбил камнем. И тут же ушел со двора, так и не увидев Дарьи.
Часть третья
Башня Сююнбеки
Дорога опять привела его в Алатырь, к дому брата Ивана. Иван с усмешкой поглядел на обросшего Степана, на его портки, протертые на коленях до дыр...
— Интересно, где ты пропадал целое лето? — спросил Иван.
— Побродил кое-где...
— А сапоги?
— Сапоги износились, чего их было тащить домой...
— Голенища, думаю, не износились, их бы принес. Из них Петярке собрали бы сапоги, — проворчал Иван. — Если станешь так раскидываться, у тебя никогда ничего не будет.