Сын моего сына
Шрифт:
Я снова замолчала, собираясь с мыслями, чтобы продолжить.
— Мой отец и мачеха делали мне вырванные годы, но все же им пришлось смириться. В конце концов, квартира, в которой они живут, принадлежала моей маме, поэтому выгнать они меня никак не могли. Ну, до того, как появились вы. Я всегда считала, что ни Саша, ни его семья никогда не заинтересуются ни мной, ни моим сыном. Тимур Эльдарович, я не понимаю, зачем мы нужны вам.
Он на мгновение задумывается, затем его глаза встречаются с моими, и он начинает говорить,
— Ты права, когда думаешь, что раньше ты не представляла для меня интереса. Но времена меняются. Саши больше нет. Однако Даниил — его сын, а значит, он часть моей семьи, а семья для меня всегда была и остается на первом месте.
— То есть, я правильно понимаю, когда Саша был жив, то мой ребенок на тот момент не был частью вашей семьи?
— Ты что хочешь, чтобы я сейчас каяться перед тобой начал?
У Тимура начинают ходить желваки. А чего он собственно ждал, что я буду падать в ноги и благодарить его за такой широкий жест доброй воли?
Он на миг поджимает губы.
— Можете не каяться. Я этого давно не жду. А если действительно хотите помочь, то просто отпустите нас. Мы вернемся домой, у меня там есть законная часть квартиры. Ничего мои родственники мне не сделают. Я буду жить как раньше.
Мой собеседник еще больше напрягается.
— Как раньше уже не получится, — чеканит он. — Вы останетесь здесь. И твой ребенок не будет ни в чем нуждаться.
— Что, решили грех с души смыть таким способом?
Господи, Геля, прикуси язык, иначе этот мужик тебе его откусит. Хотя нет, такие не откусывают, они их отрезают, а потом отправляют в вечный круиз по реке.
3
Ангелина
— А если и так? Чем тебе плохо? Сыта будешь, одета, учебу продолжишь, если захочешь,
— Покупаете? И меня тоже?
— Почему бы и нет? Все в этом мире покупаются и продаются. Тем более, что как на женщину, я на тебе не претендую.
— А что так? Фейсом не вышла? Или женщинами не интересуетесь? — несет меня.
Боже мой, заткнись! Нельзя с ним так!
— Ну, почему же… очень даже… просто, снохачество, как-то не в моем стиле. Пусть эти занимаются любители исконной культуры. Я себя к таким не отношу.
Моя кожа покрывается мурашками от его холодного и циничного тона. Слова застревают в горле, но я стараюсь держать себя в руках.
— Боже мой, как вам это удается? Как так у вас получается, ставить людей в угол?
Он замолкает на мгновение, его взгляд становится тяжелым, проникающим. Я не могу понять, что он думает в этот момент. Ощущение, будто передо мной стена, непробиваемая и неумолимая.
— Ты не стоишь в углу, Ангелина, — наконец произносит он, задумчиво прищурившись. — В твоем распоряжении целый особняк. Я могу даже не жить здесь. Ты будешь в полной безопасности и со всем необходимым.
Тимур встает из-за стола, а я наоборот
— Потому что, мне почти сорок, и я не имею ни семьи, ни детей.
Ты можешь сейчас брыкать и доказывать мне всё что угодно. Но продолжение моего рода сейчас наверху.
Мужчина теряет хладнокровие. Меня начинает колотить от его слов.
— Я ни разу не пожалела, что родила, — говорю еле слышно.
Хозяин дома гулко выдыхает.
— Вот и молодец!
Я понимаю, что перед ним нет смысла что-то из себя воображать.
— Ладно, мы останемся здесь ненадолго, — сглатываю. — А потом, я сниму жильё.
Возвращаюсь к сыну уже по знакомому коридору. Я, словно зверёк, который попал в ловушку. Паника внутри никак не унимается.
Я быстрыми шагами иду по коридору, чувствуя, как каждый шаг отдаётся тяжелым эхом в пустом доме. Мысли хаотично прыгают в голове, но я стараюсь сосредоточиться на одной — добраться до сына, убедиться, что с ним всё в порядке. В этом огромном, чужом доме Даня — единственное, что меня успокаивает.
Сын начинает просыпаться, его маленькое тело потягивается, а глаза медленно открываются, привыкая к свету. Я лежу рядом, наблюдая за его пробуждением, и на мгновение все тревоги отступают. В этот момент он кажется таким беззащитным и невинным, что мои собственные страхи отходят на второй план.
— Мама, — тихо произносит он, зевая и потирая глаза.
— Я здесь, милый, — отвечаю я, улыбаясь ему. — Ты хорошо поспал?
Он кивает, еще немного сонный, но уже начинает проявлять интерес к окружающему. Я поднимаюсь с кровати и помогаю ему встать, аккуратно поправляю одеяло и приглаживаю его волосы.
— Пить хочешь?
Кивает.
— Пойдем на кухню, — предлагаю я, держа его за руку.
Мы медленно идем по длинному коридору, шаги отдаются мягким эхом по каменным стенам. Я стараюсь не думать, что может произойти дальше, сосредотачиваясь на этом моменте. Важно, чтобы Даня чувствовал себя в безопасности, чтобы не замечал моего волнения.
Когда мы спускаемся на первый этаж и направляемся к кухне, тишину дома нарушает лёгкий шорох. Я оборачиваюсь и вижу, как в коридоре появляется домработница. Она улыбается, заметив нас, и делает несколько шагов навстречу, вытирая руки полотенцем.
— Пока вы отдыхали, я испекла яблочную шарлотку, — произносит она мягким голосом. — Будете?
Я киваю, ощущая, как её спокойствие передаётся и мне. В её присутствии становится немного легче, словно её доброта заполняет холодное пространство дома.
— Даня только что встал, — говорю я. — Мы хотели попить воды, может, тогда чаю.
Домработница кивает, оглядывая сына с нежной улыбкой.
— Конечно, я как раз готовила чай. Проходите в гостиную, я всё накрою, — приглашает она, поворачиваясь и направляясь в сторону кухни.