Сын моего сына
Шрифт:
Мы с Даней следуем за ней, и мне становится спокойнее от мысли, что мы не наедине с Тихим. В комнате царит уютная атмосфера: на стеклянном столике появляется заварной чайник и приятный запах свежей выпечки.
Валентина Петровна начинает наливать чай, а я чувствую, как слезы подступают к горлу. Мы усаживаемся на диван, и она заботливо пододвигает к Дане чашку с тёплым чаем и пару печений.
— Вот, пейте на здоровье, — с улыбкой говорит женщина.
Пока Даня лакомиться пирогом, я обнимаю руками колени и шмыгаю
— Ты что, плачешь? — ахает она.
— Совсем нет, — нагло вру в ответ.
— Я же вижу! Эээх… Ты голубка не робей, ОН — мужик хороший, хоть и авторитет, — заговорщицки шепчет мне домработница. — Если послушной будешь, то много чего получишь.
Вытирая слезы, обнимаю своего сына.
— Что значит, это ваше «не робей»? — всхлипываю и чувствую, как малыш вытирает мне слезы своей маленькой ладошкой. — Так известно, что, — хмыкает. — Ты девушка красивая, умная… Да и ребенок у вас один на двоих…
— Он этому ребенку седьмая вода на киселе!
— Это ты так думаешь, а для него он роднее всех родных. Прости господи, — женщина крестится глядя куда-то вверх.
— И что значит «послушной будешь»? Это что по-вашему? — вспыхиваю праведным гневом. — Я спать с ним должна?
— А почему бы и нет?! — всплескивает руками. — Что здесь такого? Ты девка красивая. Он — мужик видный. Сам бог велел!
— Странный у вас бог, Валентина Петровна.
— Ну, странный не странный, а я жизнь прожила. И много чего на веку своём повидала. Возможно, наш хозяин и не молоденьки мальчик, зато денег — куры не клюют, — понижает она голос. — Детей у него своих нет. Жены — тоже. И как мужчина он очень красивый.
— Так, пусть бы ваш красавец и женился бы себе на здоровье на какой-нибудь красавице! Налупил бы ей кучу детишек и жил бы себе не тужил. Я думаю, что с репродуктивной системой, у него нет никаких проблем.
— Он же для вас старается, — укоризненно качает головой баба Валя.
— Ну, так пусть тогда просто поможет! Он мог бы просто снять для нас с Даней квартиру, чтобы мачеха мне нервы не мотала. Или оплатить занятия в коррекционном центре. Да я бы за это в пояс кланялась. А он привез нас к себе в дом и закрыл тут как в тюрьме. Не понимаю я его.
— Тимур Эльдарович ведь, может, и не показывает, но заботится, — Валентина Петровна садится рядом со мной.
— Заботится? — скептически повторяю я, потирая глаза.
— Он пол магазина скупил! Завтра должны рабочие приехать и организовать Дане отдельную комнату. — говорит Валентина Петровна, — Может, хозяин и не умеет проявлять свои чувства так, как многие, но его действия говорят о многом.
— Отдельную комнату? — спрашиваю я, качая головой.
— Весь гараж завален коробками, — улыбается она. — Завтра еще привезут.
«С жиру ты бесишься, дорогуша!» — сказала бы мне сейчас моя мачеха.
— Хорошо, — вздыхая, отвечаю я. — Пусть даже так. Но почему
— Потому что иногда мы сами ставим себе преграды, — мягко говорит Валентина Петровна. — Перестань думать о плохом. На положительные стороны смотреть надо.
— В моей жизни, из положительного, был только тест на беременность, — горько усмехаюсь я. — Разве это не странно, что у такого, как вы говорить, красавца нет семьи? Разве у такого человека не должны быть дети, жена, все эти семейные радости?
— Ну, с теми женщинами, которых я видела, семьи обычно не создают, — отвечает баба Валя.
А я по её мнению, значит ТА женщина.
Я кидаю взгляд на Даню, который с наслаждением ест пирог. Вижу, как он уже улыбается, и это немного успокаивает меня. Да, многое в этой ситуации кажется странным и запутанным, но, возможно, в этом есть смысл.
В этот момент я слышу, как скрипят двери в коридоре, и понимаю, что кто-то приближается. Вскоре появляется хозяин особняка. Он выглядит сосредоточенным и уверенным, что в его случае вполне привычно. Я смотрю на него с некоторым недоверием. Проигнорировав меня, господин Тихий присаживается на корточки перед Даней.
— Ну что, давай знакомиться поближе. Как тебя зовут? — спрашивает он сына.
Но, ребенок ничего не отвечает и лишь испугано таращит на не него свой взгляд и преданно вжимается в мой бок.
Я кидаю взгляд на Валентину Петровну, и она, словно почувствовав, что её присутствие больше не нужно, внезапно встаёт и направляется к двери, на ходу бросая мне взгляд, который можно было бы расценить как «давай, не робей!».
— Заболталась я совсем, — говорит она, поправляя свой фартук. — Займусь делами на кухне.
Она исчезает за дверью, оставляя меня и Тимура наедине.
— Значит, правда, что не говорит, — произносит скорее про себя.
— Он полностью понимает обращенную речь. У него с интеллектом все в порядке, — произношу я, пресекая его дальнейшие вопросы.
— Что тогда? — спрашивает, взглянув на меня,
— Никто толком не знает. Одни говорят, что родовая травма. Другие, что клетки в лобной части мозга, дозревают медленнее. Поэтому и происходит задержка развития речи, — отвечаю я, стараясь звучать уверенно, хотя внутри меня кровоточит рана, когда я начинаю объяснять, что с моим ребенком не так.
— Он будет нормально разговаривать?
Пожимаю плечами.
— Должен. Все зависит от реабилитации. Мы ездим в центр стимуляции мозга. Правда, только раз в неделю, потому что там очень дорого.
— А сколько нужно?
— Хотя бы два. В идеале — пять.
— Понял, — говорит он, слегка кивнув.
Тимур Эльдарович, видимо, обдумывает мои слова, глядя куда-то в сторону, будто взвешивает всё услышанное. Его лицо остаётся спокойным, но я замечаю лёгкое напряжение в его глазах.