Сын скотьего Бога(CИ)
Шрифт:
Шелонь упала перед сыном на колени. Ее праздничная рубаха быстро намокала, соприкасаясь с его мокрой насквозь одеждой.
— Сынок! Сынок! О, какая же я дура… Чего я ждала… Это я должна была уйти с твоим отцом… Я — не она!
— Она тоже имела на это право, — вяло сказал Волх. — И ты хоть теперь не ревнуй.
— Сынок! Сынок!
В ужасе от его слов Шелонь зажала себе рот. А потом снова истошно звала Волха, пыталась докричаться — как будто он уходил в какую-то невозвратную даль.
Волх действительно слышал материнский голос откуда-то издалека.
Часть третья Князь
Кап… Кап… С куска ткани, лежавшего на лавке, капала вода. Но у Сайми не было сил подняться, отжать его, вытереть лужу на полу. Вторую ночь она проводила у постели Волха, не позволяя сменить себя даже Шелони. Он уже третьи сутки не приходил в сознание.
Сайми понятия не имела, откуда взялась у нее смелость заявиться в княжеский терем к Шелони и предложить свою помощь. Кто она такая? Какие у нее права здесь находиться? Именно так подумала мать Волха, когда увидела на пороге незнакомую девушку — невысокую, слегка полноватую, черноволосую и круглолицую. С широкими бровями, совсем не подходившими к мелким чертам ее лица.
Шелонь сама сутки просидела у постели сына. Она выгнала всех бабок-ворожей с их причитаниями, примочками и притираниями. Волх не был ранен, телом он был совершенно здоров. Но дух его, изнуренный горем, искал спасения где-то в мире снов и отказывался возвращаться.
Когда у нее за спиной чуть слышно скрипнула половица, Шелонь вздрогнула. После смерти Словена терем не казался ей безопасным местом.
— Здравствуй, княгиня, — с решительным видом поклонилась незнакомка. — Я Сайми. Я была с твоим сыном в походе. Разреши мне ухаживать за ним вместе с тобой. Или сменить тебя, — она сочувственно посмотрела на Шелонь. — Тебе давно нужен отдых.
Какая наглая — сначала подумала Шелонь. Она бы еще заявила: мамаша, я твоя невестка, прошу любить и жаловать! Потом, вглядевшись в чудские черты девушки, она кое-что вспомнила:
— А, ты, наверно, та чудянка, которая стала женой моего сына в Новгороде? Когда он убил твоего мужа Тумантая?
Все это прозвучало унизительно и обидно. Девушка вспыхнула.
— Вдову Тумантая звали Ялгавой. Она погибла, оставив твоему сыну дочь Туйю. С девочкой сейчас Паруша, если тебе это интересно. А я, княгиня, никогда не была женой твоему сыну. И не собираюсь. Я просто хочу помочь.
И тут проницательная Шелонь даже сквозь материнскую ревность разглядела, что девушку привела сюда совсем не наглость. Она прочитала в отчаянных глазах Сайми историю безответной любви. Шелонь улыбнулась.
— Хорошо. Посиди с ним немного. Я прилягу. Но если он придет в себя, немедленно меня разбуди.
И Сайми заступила на вахту. Прошла бессонная ночь, прошел день, за который она едва согласилась выпить кружку молока.
— Иди поспи, — просила ее Шелонь, качая головой. —
Но Сайми казалось, что только измучив себя до полусмерти, она получит право быть рядом с ним. Она упрямо мотала головой, и у Шелони не хватало духу настаивать.
Шелонь уходила за полог, и Сайми оставалась с Волхом один на один. Знать бы, в каком краю сейчас кочует его душа… Иногда Сайми охватывала полудрема, и ей казалось, что она следует за ним по пятам, но никак не может догнать. Вот же, вот его силуэт светится в кромешной мгле! Стоит только руку протянуть. Она мысленно протягивала руки, но хватала только пустоту.
К стыду своему, Сайми была очень счастлива в эти часы. Никогда еще она не была так близко с Волхом. Правда, кроме этого она ничем не могла ему помочь. И когда его нос вдруг страшно обострялся, как у мертвого, а дыхание делалось совсем незаметным, она просто падала к его изголовью, гладила его по голове, звала тихонько… Это все, что она могла сделать.
Кап… Кап… От этого звука можно сойти с ума. С трудом разогнув затекшую спину, Сайми все-таки дотянулась до тряпки и бросила ее на пол. От усталости ее бил озноб, а перед глазами кружили черные мухи. Все-таки две бессонные ночи, а сколько их еще было до этого… Она яростно потерла виски.
Лицо Волха было сейчас особенно беззащитным. Дрожащими от нежности пальцами Сайми погладила его волосы. Мягкие… Такими она их и представляла, когда бредила об этом прикосновении, жмурясь от бесстыдства своей мечты. Сайми дотронулась до его руки, судорожно сжавшей край медвежьей шкуры. Провела пальцем по голубой вздувшейся вене. Словно почувствовав что-то, Волх страдальчески поморщился.
Сайми представила себе, что вот сейчас он очнется и вспомнит про Ильмерь. В порыве сострадания она думала о чуде. Пусть боги вернут к жизни Ильмерь, а взамен заберут ее. Да, она согласилась бы с радостью! Но беспощадный внутренний голос шептал: легко приносить себя в жертву мысленно, зная, что наяву этого никогда не случится.
— Бедный мой… — прошептала она, становясь на колени у изголовья. Подушка пахла его запахом и баюкала его теплом. — Бедный…
Волх открыл глаза, когда серенький, пасмурный рассвет уже заглянул в окно. И первое, что он обнаружил, — черноволосую голову у своей подушки. Женщина стояла на коленях возле постели. Она спала в этой невозможной позе, уткнувшись лицом в изголовье.
На какую-то долю мгновения счастливая ошибка затмила его разум. Рассвет, пробуждение и темные волосы, шатром рассыпанные вокруг его лица. Потом иллюзии сгинули. Ильмерь мертва. Тот рассвет на берегу новорожденного лесного озера никогда не повторится. А эта женщина — всего лишь Сайми. Кривясь от слабости, Волх сел, откинулся на подушки, закрыл лицо руками и заплакал.
Сайми мгновенно проснулась. Как ужаленная, она вскочила и отбежала от его постели. Обернулась, чтобы позвать Шелонь, но та сама уже вышла из-за полога, заплетая косу. Подходить к сыну она не стала и Сайми удержала за руку.