Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра

Олдридж Джеймс

— Мистер Ройс, — продолжал защитник, — давно ли вы знаете подсудимую? Насколько мне известно, она приходится вам родственницей?

— Знаю со дня ее рождения, а близко познакомился в последние полгода.

— Но все вы, Ройсы, живете дружной семьей, правда?

— Пожалуй…

— Вы согласны со взглядами мисс Кэмпбелл на атомную бомбу и тому подобное?

— Нет. Я против одностороннего разоружения…

— Что вы скажете о характере мисс Пепи Ройс-Кэмпбелл? Можно ли назвать ее вспыльчивой? Несдержанной? Лживой?

— Нет. Она человек прямой.

— Вы считаете ее честной и правдивой?

— Безусловно.

— Может

быть, она легко поддается дурным влияниям?

— Нет. Для этого она слишком умна… — начал Руперт.

— Вы сами, случайно, не пацифист? — прервал его защитник.

— Безусловно нет.

— Это все, мистер Ройс. Вы свободны.

Потом допросили Пепи; она заявила, что полиция сразу выбрала ее своей жертвой, ее схватили, не дав ей никакой возможности прибегнуть к насилию, если б она даже и хотела. Они не имеют права арестовывать за участие в демонстрации!

Пепи признали виновной, и судья, продолжая делать какие-то пометки в блокноте, приговорил ее к шести месяцам тюрьмы и штрафу в пятьдесят фунтов.

Я больше не видел Пепи. Только родителям разрешили свидание с ней в подвале суда. Мы с Рупертом ждали их наверху.

Вот когда я понял, что напрасно тянул так долго. Надо было рискнуть и сделать Пепи предложение. А теперь она недоступна, она попала за решетку, никому ничего не доказав и не получив удовлетворения сама. Во имя чего? Ей даже не дали объяснить, почему она не желает признавать себя виновной. Пепи увели, и я не мог отделаться от ощущения, что меня ограбили, а у Пепи отняли ее убеждения и она зря пошла в тюрьму.

Да и Руперт, которого заставили молчать, был глубоко уязвлен в своем чувстве мужского и человеческого достоинства.

Глава, двадцать восьмая

Фредди боялся, что наш разговор подслушают, поэтому мы сели перекусить в углу конференц-зала, где обычно пили кофе. Он сказал Руперту, что нашел и для него и для себя выход и хорошо все продумал. Теперь-де мы проучим этих ублюдков!

— Если это опять какие-то сомнительные махинации, я и слушать не стану, — заявил Руперт. — Мне надоело. Либо честная игра, Фредди, либо я — пасс.

Фредди пропустил его слова мимо ушей.

— Я хочу, чтобы вы поехали в Китай, — сказал он. — Можете взять с собой Джека.

— Далековато, Фредди, в Китай…

— А вы послушайте. Знаю, вы скажете, что я просто хочу от вас избавиться, но это вовсе не так.

— Ну, выкладывайте, — предложил Руперт, с подозрением глядя на собеседника. — Послушаем.

— Сегодня утром я виделся с двумя министрами и экспертом Английского банка по заграничным капиталовложениям Филом Барри. Они не высоко расценивают мои шансы. Пинк Бендиго старается меня угробить и Рандольф тоже. Вот я и хочу, чтобы вы поехали в Китай.

— Зачем?

— Китайцы должны нам выплатить в порядке компенсации около двенадцати миллионов фунтов. Они хотят урезать их до четырех или пяти миллионов. Мне нужны эти деньги: надо выскрести оттуда все, что можно, на случай, если Бендиго, Рандольфу и Наю удастся меня прижать.

— Ну, а что мне там делать, открыть наш филиал?

— Нет, нет. Я хочу, чтобы вы достигли с ними какого-то соглашения и получили эти деньги, тогда мы смогли бы снова завести с ними дела. Мне пришло это в голову на обеде, который наши деловые круги давали японской делегации. Я подумал: какие мы идиоты, что отказались от

торговли с Китаем, рано или поздно она теперь достанется японцам. По правде говоря, Эндрью Ротбарт уже два года ведет переговоры с китайцами о выплате нам компенсации; он летает в Шанхай из Гонконга. В принципе ему удалось с ними договориться; они утверждают, что верфи, доки и лихтеры нашей фирмы в Шанхае и Кантоне могут стоить немногим более четырех миллионов — это меньше одной трети их настоящей цены. Но тут мы не будем торговаться. Вся беда в том, что в принципе они согласились платить за конфискованное имущество, а фактически не платят. Надо их убедить, и для этого нужен человек, который их хоть как-то понимал бы. Мы пошли бы и на два с половиной миллиона, только бы они заплатили.

— Но ведь это пустая затея, Фредди, — сказал Руперт, уплетая пирог с мясом и почками. — Зачем им вообще платить, если они могут не платить? Вряд ли вы сможете их заставить.

— Китайцы хотят торговать — и не прочь, чтобы мы строили для них суда, не обязательно здесь, можно и на верфях в Гонконге. Им выгодно также возобновить традиционную торговлю, которую они вели через нас с Юго-Восточной Азией, и я на.)то пойду, если моя затея со слиянием провалится.

— Но зачем им платить компенсацию сейчас, раз они упирались все годы?

— На это имеются свои основания. У них снова засуха. Как утверждают наши эксперты, китайцы собираются завезти из Канады огромное количество хлеба — около четырех миллионов бушелей. Им нужны суда. Когда-то суда Ройсов доставляли в Китай много зерна. Китайцам сейчас выгодно рассчитаться с нами, чтобы иметь возможность потом дешево фрахтовать наши зерновозы. Теперь самый подходящий психологический момент, чтобы получить с них долг. Вас это интересует?

— Очень, — лаконично ответил Руперт, все еще глядя на него с подозрением.

— А вас, Джек?

— Тоже.

— Ладно, тогда слушайте…

Переговоры, о которых шла речь, осложнялись тем, что опись имущества Ройсов в Китае занимала целые тома, а китайцы собирались оспаривать каждый пункт. Кроме того, надо было взять с собой представителя торговой палаты для переговоров по поводу капиталовложений других английских фирм, связанных с Ройсами.

Фредди высказал еще одно соображение:

— Я открою вам то, чего никто не знает. Если Бендиго, Най и Рандольф поломают нашу сделку с «ЮСО» и «Фарбверке», мы обратим в наличные все, что возможно: здания, склады, предприятия, машины, процентные бумаги — словом, все, без чего можно обойтись. Тогда у нас в руках окажется достаточный капитал, чтобы проникнуть в химическую промышленность, в разработку естественного газа и минералов, в транспорт. И эти несколько миллионов, если бы мы их выжали из китайцев, пришлись бы нам как нельзя кстати, Руперт. Да и добрые отношения с ними важны, ведь рано или поздно дальневосточная торговля откроется снова, что бы там ни говорили янки.

— Тогда позвольте спросить, — сказал Руперт, — почему вы хотите, чтобы за это дело взялся именно я?

Фредди пожал плечами.

— Вы у меня на совести, а этим я ее облегчу, — произнес он с деланной небрежностью. — К тому же вы persona grata у коммунистов, верно? К вам они могут прислушаться.

— Ну, а Лилл? — спросил Руперт. — Что, по-вашему, скажет адмирал?

— Мне это безразлично. А если вам хочется показать ему, что вы на него плюете, я даю вам прекрасную возможность.