Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра
Шрифт:
— Да, знаю, — произнес он после секундной паузы, и меня поразил ледяной холод его взгляда. — А что вы намерены с этим делать?
— Я предлагаю тебе выкуп. Возможно, по-твоему, это недозволенный прием, но ничего не поделаешь.
— Спрячьте вашу папку. Даже у Лилла ничего не вышло, — процедил Руперт.
— При чем тут Берти Лилл? — высокомерно произнес старик. — У него свои дела, у меня свои. И мне наплевать на то, что тут есть. — Он похлопал ладонью по папке.
— И мне тоже, — прервал его Руперт. — Ничуть не меньше, чем вам.
Я уже достаточно близко знал Ройсов и имел
— Возможно, у тебя и хватит храбрости послать Лилла ко всем чертям, — сказал он, пристально вглядываясь в Руперта, — а вот у Фредди кишка тонка.
— Вы собираетесь шантажировать меня, чтобы запугать Фредди?
— В скандал, который поднимут вокруг тебя, будут замешаны русские, их нефть, их шпионки. А это вряд ли понравится американцам, нашей родне, газетам, да и вообще всем. И, как только скандал разразится, я от тебя отрекусь. По уставу я могу даже аннулировать твою долю в капитале фирмы. Вот тогда ты посмотришь, что будет вытворять Фредди, как он постарается избавиться от тебя.
— У вас нет ни совести, ни чести, — тон у Руперта был невозмутимый, — но в этом деле их нет и у меня.
Рандольф одернул свой синий китель.
— Не могу сказать, чтобы ты мне слишком нравился, — признался он. — Но это не играет роли. Тебе можно доверять, и если ты дашь слово, что выступишь против затеи Фредди и будешь меня слушаться, я охотно оставлю тебе нашу фирму в наследство и помогу очиститься от всей этой мути в твоей жизни. — Он швырнул папку на стол.
— Уберите ее, — спокойно приказал Руперт.
— Не забудь вот о чем, — не слушая его, продолжал Рандольф. — Главное в твоей жизни — это долг перед женой и детьми. Они для тебя важнее всего — важнее и меня, и Фредди. Подумай, что будет с Джо, если эта история выйдет наружу. — Он снова презрительно щелкнул по розовой папке. — Что будет с твоими детьми?
Руперт молча встал, и я с радостью последовал его примеру. Я ждал, что он сейчас схватит папку и ударит ею старика, но, видно, недостаточно его знал. Голубые глаза Руперта были холодны, как лед.
— Вы всерьез верите тому, что тут написано? — спросил он Рандольфа, показывая на папку.
— Верю я или нет — какая разница. Меня это не занимает. Я пекусь только о фирме Ройсов и хочу получить обещание, что ты пойдешь против Фредди. Тогда со всей этой историей будет покончено раз и навсегда.
Старик ждал ответа, но Руперт глядел на него, не произнося ни слова.
— Ну?
— Я думаю, как бы повежливее послать вас к черту, хотя вы даже этого не стоите, — выговорил наконец Руперт; голос его был по-прежнему ровен.
— Зря ты так, — неожиданно смягчился старик, поняв, что нажим получился слишком прямой и слишком грубый. — Ты лучше подумай. Фредди не спешит собирать семейный совет, время у тебя еще есть.
Руперт направился к двери, и я покорно пошел следом за ним. Он ни слова больше не сказал дяде Рандольфу. Старое, самоуверенное лицо выражало обиду, злость, горечь, недоумение — сознание
— А ты? — рявкнул он мне.
— Отложим этот разговор, дядя Рандольф, — возможно спокойнее сказал я.
И он резко повернулся в своем вертящемся кресле к нам спиной. Как только мы вышли в облицованный красным деревом коридор, я спросил Руперта:
— А папка?
— Если Фредди победит, старик с благословения Лилла ею воспользуется.
— Вы собираетесь все бросить и выйти из игры? — спросил я, понимая, что для Руперта это сейчас, пожалуй, единственное спасение: надо выходить из дела, пока цел.
— Нет, — сказал он. — Я не отступлю ни на шаг.
К моему огорчению, Фредди держал сейчас Руперта в руках крепче прежнего. Когда Фредди вдруг созвал семейный совет (застав Рандольфа врасплох), казалось, что дело ограничится утверждением его проекта и выбором людей, которые, с общего согласия семьи, будут осуществлять слияние фирмы с немцами. Нас с Рупертом тоже должны были выбрать, и хотя мне это льстило, а чуждый мир, которого я не строил и не получал в наследство, манил меня, я уговаривал себя, что занимаюсь всем этим только ради Руперта. Мое будущее теперь связано с ним, мне суждено разделить его судьбу. И это меня только радовало.
Семейный совет представлял собой внушительное зрелище, несмотря на то что это было скопление разношерстной публики, вроде той, что видишь в кино. Все болтали, смеялись, курили. Тут были мужчины и женщины разного возраста и облика: все они были Ройсы, или частично Ройсы по боковой линии, но не те, кто вершил судьбами ройсовской компании. Просто собрались все члены семьи, извлекавшие деньги из предприятий фамильной фирмы, однако, когда я оглядел моих родственников — мою плоть и кровь, — я почувствовал себя среди них чужаком.
Наконец, все расселись. Мы с Рупертом поместились рядом с Фредди, во главе стола.
— Что ж, приступим, — начал Фредди, мрачно поглядывая на родичей. Перед заседанием он основательно зарядился коньяком.
Гул голосов утих.
— Это официальное собрание, Фредди? — послышался чей-то вопрос.
— Давайте не будем вдаваться в такие детали, — оборвал Фредди.
— Вот это правильно! — восторженно выкрикнула какая-то молодая особа.
Поначалу все шло довольно вяло. Фредди изложил выгоды предлагаемого слияния и ликвидации самостоятельной фирмы Ройсов, при этом он особенно напирал на то, какие громадные доходы извлекут присутствующие от объединения с «ЮСО» и «Фарбверке». Я уже видел, с кем мы имеем дело, и когда энергичные молодые дамы с железной хваткой стали пускать к потолку облака крепкого табачного дыма, мне стало ясно, что Фредди не придется долго их уламывать. Они, правда, задавали кое-какие вопросы, но в общем проекта почти не оспаривали, только немножко повздорили между собой, перебивая друг друга: «Да замолчи же, Мози, дай сказать Другим!», — словом, они сразу же согласились с идеей Фредди сделать их намного богаче.