Шрифт:
Ариэль пожал плечами.
— Еще есть лейка, которая поливает все это эмоциями. Ею вообще может управлять любой приблудный маркетолог... Я вот, например, много раз замечал — смотришь какой-нибудь голливудский блокбастер, унылое говно от первого до последнего кадра, плюешься, морщишься — а потом вдруг вступает патетическая музыка, суровый воин на экране отдает салют девочке с воздушным шариком, и на глаза сами собой выступают слезы, хотя продолжаешь при этом плеваться... Как будто все предписанные движения души записаны
— Но кто нажимает на клапаны?
Ариэль подвигал в воздухе растопыренными пальцами.
— А кто нажимает на клапаны в шарманке? Рычаги. Вот и здесь такая же шарманка. Неодушевленная и бессмысленная, как вулканический процесс на Луне. Открою вам страшную тайну, даже самые могучие банкиры и масоны из мирового правительства — такие же точно механические апельсины. Всех без исключения вождей человечества заводит полный песка ветер, дующий над нашей мертвой необитаемой планетой.
— Но...
— Не спорьте, — перебил Ариэль печально. — Не надо, тут спорить бесполезно.
— Как же бесполезно, — волнуясь, сказал Т. — Ведь вы упускаете самое главное. У меня же есть несомненное и точное чувство, что я есть. Я есть! Слышите? Когда я вдыхаю воздух и чувствую запах вашей яичницы, во мне каждая клеточка кричит — я! Это я ощущаю! Разве не правда?
Ариэль поглядел на свой остывающий завтрак.
— Нет, — сказал он.
— То есть вы хотите сказать, что вот это самое ясное и несомненное из всех чувств — ощущение собственного бытия — тоже обман? Иллюзия?
— Конечно. И знаете, почему?
— Почему? — спросил Т.
— Да потому, — ответил Ариэль с оттяжкой, как бы нанося точно рассчитанный удар хлыстом, — что вы про самое главное забыли. Ведь возникает это несомненное и безошибочное чувство собственного существования не у вас, граф. А у меня. Ха-ха-ха-ха!
— Нет! — закричал Т. — Нет! Мучитель!
Он хотел схватить Ариэля за горло, но непонятная сила сковала его по рукам и ногам — словно Ариэль успел незаметно скрутить его веревкой.
Т. сделал несколько яростных движений и понял, что окончательно запутался — и чем сильнее он борется, тем крепче становятся узы. Тогда он закричал.
— Ваше сиятельство? — спросил где-то рядом предупредительный жирный баритон.
— Веревку, — прохрипел Т., — веревку сними!
— Это не веревка, — сказал баритон, — вы в простыне изволили запутаться. Душит за горло-с.
Т. с усилием высвободился из свалявшейся простыни и поднялся на локтях.
— Где я? — спросил он.
— Изволите быть в своем номере, — ответил стоящий у кровати лакей в ливрее. — «Hotel d'Europe», Петербург.
Т. некоторое время вглядывался в умытое утренним светом пространство своего люкса: золотые цветы-кресты на обоях, играющие с
«Снова Ариэль! — подумал он с тоской. — Но что означает его появление? Неужто он пытается вновь вторгнуться в мою жизнь? Впрочем, вряд ли. Зачем ему? Он ведь бросил меня как мусор. К тому же он никогда мне раньше не снился, а всегда приходил наяву... Видимо, я создал его сам со всеми этими сновидческими бессмыслицами, которые он плел. Не следует придавать снам значения...»
Лакей все еще стоял рядом с кроватью.
— Чего тебе? — спросил Т.
— Приказали разбудить спозаранку, ваше сиятельство. Сказали, у вас две важные встречи. Первая в десять утра.
— А сейчас сколько?
— Семь, — ответил лакей.
— Вели подать кофе и завтрак.
— Уже подано-с. На столе-с.
Т. почувствовал запах кофе.
— Ну хорошо, спасибо, любезный, — сказал он. — Иди тогда. Да возьми себе целковый, деньги на зеркале.
— Спасибо, ваше сиятельство, — отозвался лакей.
— Что-то еще? — спросил Т., заметив, что тот медлит.
— Вас уже ожидают. Тот господин, которому назначено на вечер. Кажется, нервничают. Велите отказать?
Т. сел на кровати, свесив ноги к полу.
— Что за господин? — спросил он. — Гороховый?
Лакей кивнул.
— Но почему так рано?
— Не могу знать.
— Хорошо, — сказал Т. — Вели сказать, приму за завтраком — сразу, как умоюсь.
Через четверть часа, когда Т. в золотистом шелковом халате с кистями уже сидел за кофе, в номер вошел посетитель. Это был господин в гороховом пиджаке, неуловимо похожий на покойного Кнопфа (или, скорее, на его старшего брата — он был уже в годах).
— Присаживайтесь, э-э-э, — сказал Т. и указал на стул напротив.
При прошлой встрече гороховый господин представился Серафимом, но Т. по мере возможности старался не тревожить ангелов употреблением этого псевдонима, обходясь неясными звуками и местоимениями.
Гость сел, снял с головы котелок и положил его на колено.
— Я ждал вас вечером, — сказал Т. — Что произошло?
— Вчера я заметил слежку за собой.
— Вот как, — уронил Т. равнодушно. — Что бы это могло значить?
— Ничего хорошего, — ответил гороховый. — Обер-прокурор Победоносцев, сведения о котором вы поручили мне собрать, относится к высшему слою государственной бюрократии. И я предполагаю, что происходящим заинтересовались в Третьем отделении. Возможно, они думают, нигилисты готовятся к теракту.
— Это единственная причина, поднявшая вас в такую рань? — спросил Т.
— Нет, — ответил гороховый господин. — Выяснилось одно любопытное обстоятельство, и я решился предупредить вас.
— Какое же?