Та, что меня спасла

Ночь Ева

Горечь из меня хлестала широкими струями. Я не могла остановиться и вываливала на Игоря всё, что накопилось на душе и сердце.

– Вы всё сделали, как надо, – Игорь смотрит мне в глаза. Короткий миг. Но взгляд у него такой, что я умолкаю. Он будто загипнотизировал меня.

– Что мне нужно сделать? – спрашиваю вечность спустя, когда собираюсь с духом и перестаю явно нервничать. Внутри меня всю трясёт. Расслабься я сейчас – тело ходуном бы ходило.

– То, что и собирались. До того, как вас осенило.

– Перестань мне «выкать», –

злюсь, но вяло. Все силы ушли на «уход» из дома. Я сейчас как в летаргии – слабая, сплю, не могу ни рукой, ни ногой пошевелить. Накрыло откатом. – Я не знаю, что я собиралась делать.

Провожу рукой по лбу. Тру виски. Во рту горечь. Комом подкатывает тошнота. Скручиваюсь на сиденье и пытаюсь прийти в себя.

– Ты собиралась где-то осесть. Раз дома у тебя больше нет.

Мне чудится, или он меня к чему-то подталкивает?

– У Аля или у тётки. Или в гостинице.

– Лучше у тётки, – советует Игорь. По лицу ничего не прочесть, но я и так уже понимаю «между строк». – Ей уход нужен. К тому же, территория хорошо просматривается, и квартира небольшая.

Так. Явно и конкретно. А если бы я не захотела к тётке ехать? Вот не догадалась. Страдала. Тётка тот человек, к которому я бы поехала в последнюю очередь. Наверное. Разве что-то в голове перемкнуло.

– Не важно, что ты выберешь, – разъясняет ситуацию Игорь. – Но там – самый идеальный вариант на сегодня. И лучше будет, если ты никому не станешь рассказывать, о чём догадалась.

Киваю. Соглашаюсь. Я буду молчать. Лишь бы с Эдгаром ничего не случилось.

– Скажи ему, что я люблю его. Пожалуйста, – вцепляюсь я Игорю в руку. – Скажи, что… я всё понимаю. И пусть будет осторожен, ладно?

Он молчит слишком долго. Ведёт машину и смотрит на дорогу. А затем коротко кивает:

– Я передам.

Нет, мне не становится легче, но всё же…

Тётя Аля встречает меня хмурым молчанием. Смотрит тяжело на моё зарёванное лицо и сторонится, пропуская в дом. Она не проронила ни слова, пока Игорь заносил сумку с пожитками, и разлепила синюшные губы, когда за ним закрылась дверь.

– Что, наигрался? Твой Эдгар. Холуя своего приставил, чтобы пинка удачнее дать?

– Зачем ты так? – усталость накатывает волнами. Мне бы сейчас лечь, скрутиться калачиком и выспаться, что ли. Хоть время убью.

– Как есть, – от её желчи можно повеситься. Но это привычно. Я много лет жила с её вечно плохим настроением. Потерплю, сколько нужно. Я умею адаптироваться в любых условиях.

– Иди, сполоснись и поешь что-нибудь. На тебе лица нет.

Тётка ворчит, и её грубоватая забота немного согревает. Наверное, будет не так тяжело пережить эти несколько дней. О гораздо большем сроке я и думать не хочу.

Я проваливаюсь в тяжёлый сон, как только падаю на свою узкую девичью кровать. Здесь всё знакомо, но перестало быть моим. Как мало, оказывается, нужно, чтобы стать листком, что оторвался от дерева и отправился в долгое путешествие

по жизни. Больше его ничего не связывает ни с веткой, на которой он вырос, ни с корнями, что питали его долгое время.

– Вернулась домой, – слышу я сквозь сон. Тётка с кем-то разговаривает по телефону. – Как побитая собака на трёх лапах. Вот она: семейная жизнь. Никогда замужем не была – и слава богу. Даром такое счастье не нужно.

Это она с подругой своей треплется.

– Приняла, конечно. А куда её деть? Своя ж как никак. Почему ко мне? А к кому ей ещё-то, господи. Вторая тётка? Ты б её видела, прынцессу. Такие пыль в глаза пускать, а девчонке помочь – фигу. Сбагрила в детстве на чужие плечи – и до свиданья. А там деньжищи крутились и крутятся приличные. Нет бы помощь какая. Не дождёшься. Всё сама, всё сама… тянула на себе, здоровье подорвала.

Если б я не была в такой тревоге, смеялась бы, наверное. Тётка неподражаема. Любит себя и пожалеть, и выпятить. За этими мыслями я чуть не пропустила главное.

– Хорошо, люди нашлись. Помогли и помогут. Всё нормально – прорвёмся. Тут главное не продешевить.

У меня волосы дыбом встали. Кого или что на этот раз продала моя тётка, чтобы «хорошие люди нашлись»? Надеюсь, что предмет торгов всё же не я. Или всё же я?.. Или тётка продолжает свои подковёрные игры. Не зря мне ещё в больнице казалось: она что-то знает, но почему-то стойко молчит.

Ничему жизнь её не научила, судя по всему. Я встаю с постели и неслышно выхожу из комнаты. Я должна узнать, что за очередную пакость задумала моя дорогая тётенька. Или куда она влипла в очередной раз, меркантильная моя.

48. Эдгар

Когда никого нет рядом, больше не нужно искусственно запечатывать себя в ледяную глыбу. Лгать себе тоже нет нужды.

Лгать, чтобы не позволить прорваться тому Эдгару, которого она во мне увидела, протянула руку и вытянула из пропасти на землю. Говорить себе плохие слова в её адрес, чтобы сыграть достоверно. Я обзывал её гадким утёнком, простушкой. Так легче держать лицо, иначе не выдержал бы. Не смог. Кинулся бы к ней и всё испортил.

Я один в комнате. В той самой спальне, где был счастлив несколько коротких дней. Счастлив, как никогда. Прячусь за тяжёлой портьерой. Прислоняю горячий лоб к стеклу.

Боль искажает мои черты. Интересно, я похож сейчас на разбитое зеркало? На место, где не осталось гладкой поверхности? Есть только трещины и осколки. Искажённая мукой реальность.

Ты не утёнок, Тая Гинц. Ты красивая и сильная птица. Изначально. А тот, кто прикасается к тебе, становится чище и лучше – у него нет шансов. Ты моя девочка с огромным сердцем, способным любить мир. В твоей душе хватает места всем. Даже мерзкой тётке, что так и не смогла сломать тебя. Ей это не под силу. Надеюсь, однажды твоё сердце, моя Тая, сможет простить и меня за тот цирк, что я устроил для твари, затаившейся в нашем доме.