Таежное спецхранилище
Шрифт:
– Что случилось?
– Пришельцы в поселке, - быстро ответил он.
Только тогда я услышал раздающийся с улицы хруст шагов, скрип дверей и непонятные стуки. Звуки гуляли далеко, где-то на другом конце поселка, но все равно от них по спине бежал холодок.
Степан Макарыч, разбуженный раньше меня, уже поднялся и оправлял мятую рубаху.
– Ну-ка объясни, - потребовал он у Кирюхи.
– Длинные. Ходят по домам. Начали с дальнего конца. У соседей сегодня дежурит Митька Андронов. Показал, что с его стороны тоже появились.
– С двух концов пришли, - заключил дед.
–
– Уже было такое?– спросил я у Степана Макарыча.
Он не ответил.
– Буди всех и в подполье, - приказал он племяннику.– Господь даст, переждем, как в прошлый раз.– Он повернулся ко мне со вздохом.– С выходом придется повременить.
– Нет, - решительно ответил я.– Я ждать не могу. Если мы не выйдем в половину четвертого, то не окажемся в расселине до восхода солнца. Это порушит весь план. Надо выступать прямо сейчас. Пока красноглазые далеко от дома, есть шанс, что уйдем незамеченными.
Дед подумал, прищурив левый глаз.
– Ладно. Может, так оно и лучше. Тогда мигом собираемся. Буди своих… Антоха, просыпайся!
– Что?– послышался сонный голос с дивана.
– Вставай, говорю. Тихо.
Изба пробуждалась быстро, бесшумно. В сумраке комнат зашевелились и задвигались темные силуэты. Я видел, как на кухне тяжело поднялась хозяйка. За стеной молодая жена Кирюхи разбудила младенца; он захныкал, но звук быстро смолк - девушка прижала его к груди, подавляя плач. Я разбудил Штильмана, спавшего на печной лежанке; Григорий Львович долго не мог понять, что происходит. Пришлось за шкирку сдернуть его на пол и велеть немедленно собираться.
Степан Макарыч натягивал меховой жилет и одновременно глядел на улицу сквозь единственное окно. Я подошел к ведрам с водой, чтобы ополоснуть лицо… и едва не заработал инфаркт, наткнувшись в темноте на мрачную, как у покойника, физиономию Бульвума. Пришелец опирался плечом на дверной косяк: капюшон откинут, глаза недобро косятся на меня за вчерашнее. Подавив ком в горле, я ухватил покрепче бластер, который и без того всю ночь не выпускал из рук, и бросил в лицо горсть капель.
На кухне Антон сдернул половик, под которым оказался квадратный люк, закрывающий вход в подполье. Ухватив тремя пальцами за кольцо, он поднял дощатую крышку. Хозяйка Мария, накинув на плечи шерстяной платок, зажгла керосиновую лампу и стала торопливо спускаться в черный зев. За ней последовал восьмилетний мальчуган Прокофьевых, одетый в ушанку и стеганный пуховик с изображением Шрэка. Парнишка ступал неровно, буквально спал на ходу.
Возле меня нарисовался Штильман.
– Мне необходимо в туалет, - сообщил он.
– Сейчас некогда.
– Я каждое утро хожу по большому. Это физиологическая потребность.
– В тайге оставите ваше добро.
– В тайге я не смогу, мне будет неловко.
– Ну елы-палы, Григорий Львович!– не выдержал я.– У вас есть ум? Мы на ушах стоим, как побыстрее убраться из дома, по улице гуляют черти красноглазые, а вы срать собрались! Одевайтесь немедленно!
– Тихо!– вдруг шикнул на нас дед, заметив что-то в окне.
Мы застыли в напряженных позах.
Неподалеку от дома хрустнул снег… еще раз… Одна пара ног,
Я покрылся испариной. Рука стиснула рукоять бластера.
Хруст замер на невероятно длинную секунду. Существо о чем-то задумалось. Послышался знакомый до боли грудной хрип. Затем шаги возобновились, заскрипела отворяющаяся калитка.
– В дом напротив пошел, - облегченно заметил Степан Макарыч.– Быстро ноги в руки!
В подполье приготовилась спускаться Кирюхина жена с малышом на руках. Сам Кирюха, уже одетый в дубленку и с двустволкой на плече, повешенной вверх прикладом, обнял ее на прощание, нежно поцеловал в губы, потом поцеловал крутой лобик ребенка.
– Давай иди уже!– отодвинул его коренастый Антон. Он помог девушке спуститься в подполье, бросил вниз дубленку и ружье, потом влез в люк. Погрузившись до плеч, на секунду остановился, придерживая крышку над головой.
– Удачи вам!– сказал он и исчез под полом. Крышка ловко встала на место.
Степан Макарыч набросил сверху половик, с помощью Кирюхи поставил на него громоздкий кухонный стол и четыре табурета. Теперь ничто не указывало на подполье, в котором прятались две женщины, двое детей и один мужчина. Надеюсь, космические людоеды посчитают дом заброшенным.
Я был готов. Собственно, у меня вещей-то особых не было, которые нужно собирать: шапка, фуфайка, валенки и бластер. Главное "Золотую Яву" не забыть, иначе подохну без курева в тайге.
Штильман, обуваясь, порвал шнурок на ботинке.
Чертыхаясь, он стал привязывать оборванный конец, но руки сильно дрожали, и узелок распускался. Я принялся ему помогать и оборвал второй конец шнурка.
– Я так понял, что вы остаетесь!– сердито рявкнул дед из сеней.
– Бросьте, Григорий Львович, - безнадежно махнул я рукой, - до леса доберетесь без шнурков, а там разберемся.
Мы вывалились в сени, где на полу нас поджидали связки широких лыж и вещмешки с провиантом. Пока подбирали лыжи и набрасывали на плечи ремни, Степан Макарыч запер дверь на ключ, после чего мы гуськом выбрались через крытый двор на ночной морозный воздух.
На небе за легкой поволокой туч горел щербатый месяц, чей свет выхватывал из темноты контуры соседних домов.
– Быстрее!– Степан Макарыч засеменил по узкой тропке, тянувшейся за дом.– Ступайте след в след! Ни шагу с тропы!
Я пихнул вперед себя Штильмана и побежал следом. Позади шуршал пуховик Бульвума. Кирюха отстал от основной группы, запирая ворота внутреннего двора на амбарный замок; он нас догнал чуть позже.
Мы обошли угол покосившегося сарая, и глазам открылось заснеженное поле, за которым тянулась полоса тайги. Здесь Степан Макарыч велел остановиться.
– Надевайте!– приказал он, бросив на снег рулон ткани.
Каждому из нас досталось по простыне с прорезью для головы и пришитыми в определенных местах тесемками. Хозяйка Мария до позднего вечера мастерила эти маскхалаты из своих лучших простыней, в результате они получились такими качественными, что их даже в бой надеть не стыдно. Я и Кирюха первыми разобрались, как в них облачаться. Потом я помог одеться неловкому Штильману, а Кирюха - Бульвуму, чьи длинные пальцы не умели вязать бантики.