Таежное спецхранилище
Шрифт:
– Вы о телекинезе?
– Именно.
Я вспомнил, как Бульвум сбил меня со снегохода. Как, не тронув и пальцем, оттолкнул руку с картой. Про легкий ветерок, возникающий, когда он гневается, даже не вспоминаю - так часто это происходило. Но больше всего меня поразило, с какой легкостью ферг расколол голову красноглазого пилота. Мимолетный взгляд, едва заметное движение подбородка - и пуленепробиваемый треугольный череп треснул, как яичная скорлупа.
Я не стал об этом рассказывать Григорию Львовичу, потому что он мне тоже рассказывает далеко не все.
– Кроме того, что пришелец демонстрировал в институте,
– Да так, ничего. Профессиональное любопытство.
И Штильман поспешил отстать от меня, сделав вид, что у него что-то случилось с креплением.
Почему-то я ему не поверил.
Даже не знаю, сложно это объяснить. Вроде все сходилось, Григорию Львовичу по профессии положено проявлять любопытство к тому, как ведет себя пришелец. Даже в обстановке грядущего конца света, свойственной нынешнему дню, ученый остается ученым… И все-таки я чувствовал, что Григорий Львович говорит неправду.
Григорий Львович лжет.
* * *Стало светлее. Снега Тамаринской стрелки выросли над деревьями и занимали половину неба. Мы поднимались на предгорье. Тайга поредела, желтизны в ней поубавилось - плесень предпочитала селиться на деревьях, а не на снегу или выступающей из-под него породе. Хотя я полагал, что причина заключается не только в том, что нравится плесени, а что нет. Штильман оказался прав, это был какой-то временный выброс, который пока трудно объяснить. Решив не ломать над голову, я отложил загадку в самый дальний файл своего мозга - тот, где у меня хранятся все загадки и тайны современности, начиная с Бермудского треугольника и заканчивая словом "мерчандайзинг". Раньше в этом файле валялся вопрос о внеземных цивилизациях, но с ним, как вы понимаете, я давно разобрался. К великому сожалению, внеземные цивилизации существуют.
Бульвум снова перекочевал на мою спину. Хорошо ему путешествовать, не касаясь ножками сугробов, сменяя уставших лошадок одну за другой. Наездник, блин! Когда начнется реальный подъем, потопает своими ножками, хватит конных прогулок.
– Подтягиваемся! Не отстаем!– командовал из головы колонны Степан Макарыч.– До рассвета не больше часа.
Я подналег на палки, дыхание участилось - все-таки поднимался в гору и нес на спине груз. Бульвум засопел над ухом, будто тоже двигал конечностями. То ли пытался таким образом мне помочь, то ли изощренно издевался. Мне показалось, что последний вариант ближе к истине.
– Сейчас допыхтишься, - предупредил я, - в сугробе заморожу. И в этот раз разморозить тебя будет некому.
Он на несколько секунд замолчал, словно смысл фразы дошел до его инопланетных извилин, но затем принялся пыхтеть еще громче и усерднее, прямо как старая проститутка. Ну точно, специально меня доводит, безволосая обезьяна. И ему это почти удалось: мне нестерпимо захотелось погладить его лысый череп хорошей затрещиной. Жаль, нельзя. На мое действие непременно последует ответ, а для склоки момент неудачнее трудно придумать. Поэтому я стиснул зубы и терпел его издевательства, отпечатывая в памяти каждую секунду, чтобы потом отплатить той же монетой и в том же количестве.
Спустя четверть часа цепочка из четырех лыжников и одного седока добралась до опушки леса, сразу за которой начинались обрывистые, резко уходящие ввысь склоны Тамаринской стрелки. За ломаным контуром
Мы остановились под елями и, не выходя на открытый участок, стали осматривать необъятный заснеженный склон, лежащий в предрассветном сумраке. Степан Макарыч указал неподалеку от нас на белые выпуклости, в которых угадывалось нагромождение камней и скал.
– Расселина там, - сказал он и добавил с меньшей уверенностью, - должна быть.
Я изо всех сил напрягал зрение, пытаясь различить проход, но в указанной стороне видел сплошные сугробы.
– Ничего не вижу.
– Темно еще, - аргументировал Степан Макарыч.
– А далеко до них?
– До склона полторы сотни шагов, потом еще вверх метров двадцать.
– Все ясно.
Значит, пришли. Можно освободить спину.
Бульвум плюхнулся в сугроб. Неуклюже побарахтавшись в нем, выбрался, весь залепленный снегом и растерянно хлопая глазами.
– Дальше идем пешком!– объявил я, возвращая на плечи лямки вещмешка.– Лыжи и палки зарыть в снег под этим деревом, надеюсь, мы сюда еще вернемся. Все остальное забираем с собой.
Лыжный инвентарь закопали под высокой скособоченной елью, торчащей на окраине леса. Расправили простыни, чтобы прикрыть торчащие углы шапок, края рукавов, и двинулись через полосу открытого пространства, разделявшего тайгу и скалы.
На этом участке сугробы были глубже, чем в лесу. Вероятно, из-за снега, потихоньку сползающего со склона, а может, из-за периодически сходящих лавин. Я проваливался по колено, Бульвум - по мошонку. Наша пятерка шагала цепью, друг за другом, стараясь попадать в след идущего впереди, чтобы скрыть число идущих, но все равно оставляла за собой длинную взрыхленную борозду, истыканную шагами.
На середине пути идущий первым Кирюха вдруг остановился как вкопанный. Опять какая-то неожиданность, похоже, не будет им конца.
Я добрел до Кирюхи и тихо крякнул.
Поперек нашего пути в сугробах тянулась цепь глубоких дыр. Их размеры не выглядели чем-то выдающимся, по крайней мере я бы не побежал тотчас звонить в Книгу рекордов Гиннеса. Зато расстояние между дырами, что-то около пяти метров, заставляло отнестись к хозяину следов с осторожным уважением.
Мы прошли дальше и наткнулись еще на одну цепь. Почти сразу за ней протянулась еще одна. Кто-то с завидной регулярностью бродил на ходулях вдоль основания хребта. Более того, подозреваю, что не только бродил, но и поглядывал по сторонам, высматривая лазутчиков. Таких как мы, к примеру. Наверняка, к появлению гостей у этого гиганта приготовлено множество сюрпризов. Однако узнавать их меня что-то не тянуло.
– Быстрее!– нетерпеливо махнул я отставшим Штильману и Степану Макарычу.– Нужно достичь расселины до того, как здесь снова появится монстр на ходулях…
Напрасно я произнес слово "монстр". Некоторые слова нельзя выпускать на язык, даже если они тебя доконали. Правильно же говорят: помяни черта… Стоило окончанию фразы повиснуть в предрассветном морозном воздухе, как на юге что-то взвыло и лязгнуло металлом. Снег и скалы под валенками слабо вздрогнули от могучей поступи.
…туммм!…