Таинства в истории отношений между Востоком и Западом
Шрифт:
Кроме того, Иеремия II, вслед за своим кипрским предшественником, дал совершенно схоластическое определение , опираясь на понятия материи, формы и инструментальной причины: «Таинствами называется то, что под видом чувственно воспринимаемых знаков оказывает уловимое, но скрытое действие. Каждое из них зиждется на Священном писании; они имеют точно описанную материю и форму и при этом действующую, или скорее, инструментальную причину» [420] .
Со следующими двумя пунктами – 8-м и 9-м, – где было сказано, что и недостойный священник может совершать действенные таинства [421] и что необходимо крестить уже детей [422] , патриарх выразил согласие.
420
Цит. по: Jugie. Dogmatica. T. 3. P. 13. См. также: Wendebourg. S. 173.
421
К пункту 8 патриарх Иеремия пишет: «Божественная благодать действует и через недостойных служителей, совершая таинства. Пусть будут почитаемы служители, а из-за лицемеров (ведь Иуда тоже был апостолом) не должно презирать добрых» (цит. по.: . . T. 3. . 34, прим. 6).
422
По
Пункт 10 («О святом причастии») вызвал у патриарха подозрение. Иеремия II , сообщив, что он знает о спорах на Западе и ждет более подробных разъяснений к этому пункту [423] , написал: «Мы наслышаны о ваших воззрениях, и есть вещи, которые мы никак не можем одобрить» [424] . Кроме того, он заявил, что, согласно учению его церкви, после освящения хлеб претворяется в тело Христово, а вино – в Его кровь» [425] . Правда, говоря о «претворении» святых даров, Иеремия II употребил не греческое слово , отвечающее латинскому transsubstantiatio, «пресуществление», а слова и («преложение» и «претворение»), взятые из традиционной греческой терминологии и означающие непременно вещественное, телесное изменение [426] . Таким образом, он мог бы и не заявлять ничего по спорному вопросу о способе (, modus) «претворения». Что же касается реального присутствия Христа в святых дарах после их освящения, то у патриарха не было никаких сомнений: «Освящение даров есть принесение жертвы, которая возвещает нам о Его смерти, Его воскресении и Его вознесении, ибо эти святые дары претворились уже в тело Господа, восприявшее все это: распятие, воскресение, на небеса восхождение» [427] .
423
Иеремия не столько думал о 10-м пункте греческого варианта Аугсбургского исповедания, сколько о тех вопросах, которые возникли в ходе бесед с евангелическим проповедником и дипломатом Стефаном Герлахом (1546—1612). Так, например, выяснилось, что греки, отвергая употребление католической церковью опресноков, настаивали именно на реальном и повсеместном присутствии тела Христова. См.: Wendebourg. S. 178 sq.
424
Runciman. S. 242; ср.: Рансимен. С. 256.
425
Цит. по: . . T. 3. . 194, прим. 69.
426
См.: Runciman. S. 243, ср.: Рансимен. С. 257, а также экскурс 1 «Реальное присутствие и пресуществление».
427
Цит. по: . . T. 3. . 224, прим. 23.
Пункт 11 («Об исповеди») Иеремия II счел требующим доработки, отметив установление таинства покаяния Христом и передачу Им полной власти апостолам «связывать и разрешать» [428] . Он также подчеркнул, что духовники должны быть «духовными врачами», которые не смеют брать никаких денег за отпущение грехов, – это явный выпад против католического обычая отпущения грехов [429] . В противоположность утверждениям Аугсбургского исповедания он заявил, что все грехи должны быть исповеданы, и при этом сослался на слова Василия Великого : «Умолчанные грехи – вероломное попрание души» [430] .
428
«Таинство покаяния было полностью и в истинном смысле установлено Господом, Который дал власть апостолам отпускать грехи: “Тем, кому отпустите… отпустится им.” И прежде всех апостолов Он обещал Петру дать ключи Царства Небесного, и то, что он свяжет или разрешит на земле, будет связано и разрешено на небе» (. . T. 3. . 240, прим. 3).
429
См.: Wendebourg. S. 180.
430
См.: . . T. 3. . 266, прим. 57.
В пункте 12 («О Покаянии») ничего спорного не было, но Иеремия II выразил свое возмущение по поводу полного пренебрежения каноническим порядком отпущения грехов. Это прежде всего злоупотребления, торговля таинством, которая недопустима, если духовники действительно радеют о святости своих чад [431] . Кроме того, патриарх добавил, что покаяние должно быть засвидетельствовано добрыми делами [432] .
Пункт 13 («О совершении таинств») дал, наконец, Иеремии II возможность указать на необходимость литургического обряда для совершения таинства – ради своего рода новой инсценировки Божественной драмы, ибо только обряд покажет всю духовную ценность таинства [433] . Понятие «таинства», таким образом, включает здесь весь евхаристический чин литургии, почему патриарх и не перестает напоминать, что совершение евхаристии установлено Самим Христом [434] .
431
См.: Wendebourg. S. 180.
432
См.: Runciman. S. 243; ср.: Рансимен. С. 257.
433
См.: Runciman. S. 243 sq.; ср.: Рансимен. С. 257.
434
См.: Wendebourg. S. 180.
Мартин Крузий и придворный проповедник Лука Озиандер подробно изучили это первое ответное письмо патриарха Иеремии II и в письме от 15 июня 1577 г. уточнили свое воззрение на причастие (присутствие Христа на евхаристии в теле и крови, но без вещественных превращений элементов). При этом они откровенно признали, что веруют только в два таинства.
Ответ из Константинополя пришлось ждать долго. Только в мае 1579 г. патриарх отправил письмо в Виттенберг, на этот раз куда менее любезное. Лютеранское учение об оправдании было отвергнуто, подчеркивалось седмеричное число таинств, хотя патриарх и посчитал приличным выделить крещение и евхаристию среди других таинств. В отношении евхаристии патриарх подчеркнул значение эпиклесиса: преложение хлеба и вина в тело
435
«Древние крестили, не окропляя своими собственными руками крещаемых водой, а троекратным погружением» (цит. по: . . T. 3. . 85, прим. 62).
В заключение Иеремия II отметил, что различия в вероучениях можно в конечном счете свести к различной оценке церковного предания, но эти различия оказываются столь решающими, что восстановить единство церкви можно только в том случае, если в этом вопросе тюбингенцы пойдут на уступки [436] .
В Виттенберге суждения патриарха принялась рассматривать целая богословская комиссия [437] , деятельность которой завершилась составлением 24 июня 1580 г. нового послания Иеремии II, где была предпринята попытка объяснить большинство обозначившихся расхождений различием в терминологии и повседневных обычаях.
436
См.: Wendebourg. S. 199.
437
С. Рансимен называет членами этой комиссии Крузия, Андреэ, Озиандера и Герлаха (см.:Рансимен. С.261),а Ф.Майеруказывает Андреэ, Бидембаха, Шнепфа и Геербранда как составителей письма (см.: Meyer. Theologische Literatur).
Иеремия II, в 1579 г. лишенный патриаршества, а в следующем году вернувший себе кафедру, не выразил никакого интереса к продолжению переписки. 6 июня 1581 г. он написал коротко и ясно, что дальнейшие переговоры лишены смысла и впредь ему можно писать, но только из дружбы, а не по вопросам вероисповедания. Когда из Виттенберга последовало еще одно послание, он оставил его без внимания.
При исследовании высказываний Иеремии II о таинствах бросается в глаза, что его воззрения в самых важных пунктах совпадают с латинским сакраментальным богословием. Разногласия касаются скорее второстепенных различий, например, погружения или обливания при крещении, квасного или пресного хлеба на евхаристии и употребления понятия transsubstantiatio, наличия молитвы во время эпиклесиса . Отсюда следует, что греческие богословы, помогавшие Иеремии II, находились под очевидным влиянием католицизма.
Ф. Майер считал, что Иеремию II вдохновлял выступить против лютеран митрополит Киферийский Максим Маргуний (ум. 1602 г.), очевидно, самый активный противник унии [438] . Однако непосредственным редактором писем Иеремии II был его протонотарий Феодосий Зигомала, который, между прочим, совещался с богословом Дамаскином Студитом и католическим врачом Миндонием Леонардом.
В Константинополе влияние католического учения усиливалось в результате деятельности иезуитов . Оно проникало сюда через Венецию и принадлежавшую ей Падую. В Падуанском университете была греческая кафедра [439] , ставшая вожделенной целью многих студентов-греков. Среди ярких борцов против протестантского учения о таинствах целый ряд выпускников Падуанского университета: Мелетий Пигас (ум. 1601 г.), патриарх Александрийский и близкий друг Максима Маргуния . Гавриил Севир (1541—1616), митрополит Филадельфийский, а также Мелетий Сириг (1586—1664), переводчик «Православного исповедания» Петра (Могилы).
438
См.: Meyer. Theologische Literatur. S. 77 sq. Максим Маргуний принадлежал к самым значительным греческим богословам XVI в. и, как и его оппонент Гавриил Севир, большую часть жизни прожил в Венеции.
439
См.: Runciman. S. 206 sqq.; ср.: Рансимен. С. 217-220.
Несмотря на то, что Брестская уния 1596 г. вызвала у большинства греческих богословов сильные антиримские настроения, они, как и прежде, следовали католическому учению о таинствах. Так, например, митрополит Филадельфийский Гавриил Севир, предстоятель греческой церкви в Венеции, в своем двухтомном труде « », вышедшем в Венеции в 1600 или 1601 г., отстаивал седмеричное число таинств и установление их Христом. Он принимал категории материи и формы . равно как и понятие физической действенности таинств. В неизгладимости печати таинства (character indelebilis) – по крайней мере в отношении крещения и рукоположения – он нисколько не сомневался. Кроме того, он пользовался понятием пресуществления [440] .
440
Насколько далеко зашел Гавриил Севир в своем прокатолическом отношении к таинствам, видно хотя бы из того, что именно он – в противоположность всей восточной традиции – перенес в православное последование таинства Покаяния латинскую декларативную формулу («аз… прощаю и разрешаю»). Вслед за ним Петр (Могила) перенес эту декларативную тайносовершительную формулу в обиход Русской православной церкви, где она употребляется и поныне. Об эпиклетическом характере восточных таинств см. часть IV нашей книги, а также прим. 457.
Остается неясным, в какой мере Гавриил Севир был привлечен Иеремией II к спору с лютеранами . Его краткое изложение учения о таинствах, несмотря на то, что оно было направлено напрямую против патриарха Кирилла I Лукариса,играло,очевидно,второстепенную роль. Лишь на Иерусалимском соборе 1672 г. он снова был признан авторитетным богословом.
Б. Ереси патриарха Кирилла I Лукариса
Константин Лукарис родился в 1570 г. на Крите, в монашестве принял имя Кирилл. В возрасте от 12 до 16 лет он посещал, как и многие его соотечественники, школу в Венеции, которую тогда возглавлял Максим Маргуний . Лукарис пользовался покровительством Максима Маргуния – не в последнюю очередь благодаря тому, что был двоюродным братом Мелетия Пигаса, друга Маргуния . Очевидно, что Маргуний и открыл Лукарису дорогу в Падуанский университет, где тот учился в 1589—1595 гг. После окончания университета Константин Лукарис отправился в Константинополь, где был рукоположен в священника и принял монашеский постриг с именем Кирилл . Его двоюродный брат Мелетий Пигас, с 1590 г. патриарх Александрийский, продолжавший в эти годы жить в Константинополе, отправил Лукариса после заключения Брест-Литовской унии в Польшу, чтобы он вместе с Никифором Кантакузином, посланником Константинопольского патриарха, отстаивал права православных [441] .
441
«Во Львове Лукарис активно включился в борьбу за господство, которую вели между собой православие и Рим… Эта борьба превратила его в непримиримого врага Рима и иезуитов. Отсюда становятся понятными истоки его будущего отношения к латинской церкви на протяжении всей его церковной карьеры» (Germanos. P 11).