Так много дам
Шрифт:
Он прикрылся руками и выскочил из комнаты, а когда пришел снова, то я уже так расстаралась перед ним. Трусики свои сняла и разлеглась, в чем мать родила и как мать моя. Видела я так ее не раз!
Ведь тогда я подсматривала за ними, ее мужчинами и не специально как раз, но так мне приходилось сначала на кухне сидеть за уроками, а она пока с ним в комнате там лежит, да все охает. А другой раз так, что я не выдерживала и к ним заскакивала, думала, что плохо ей, ну и тогда уже, как рассказала, видела их за этим занятием. Причем, если мать на меня сначала тут же орала из–под них, то потом, как–то
— Какая сила?
— Ну, волшебная, так она говорила, потому что, как только я зайду к ним, так у тех мужиков, словно у жеребцов… И мать прямо на моих глазах вместе с ним…
— Что?
— Не что, а кончала, вот что!
— Врешь! Врешь ты все! Не поверю, врешь или привираешь, как всегда.
— А вот и нет! Спорим?
— На что?
— А давай на аванс наш!
— Давай!
— Готовь свой аванс, — говорю ей, а она мне, — сама подбирай баксы, складывай, ведь мне все равно отдашь все!
— А вот это ты видела? — И ей фигуру из трех пальцев.
Между прочим, это во Франции считается не дуля, как у нас, а нечто другое, очень неприличный жест, потому как два пальца, это как символ ее, а третий, как их…И получается жест проститутки, мол, иди и получишь не дырку от бублика как у нас, а засунешь его внутри у нее. Вот так–то! Поосторожней там за границей! Не осрамитесь с жестами.
А пока что я ей как раз сунула под нос кукиш. Мол, не получишь ты от меня ничего!
— Ну и что ты собиралась такое секретное рассказать мне, и это все? Все твои фантазии, и знаешь что, надоело мне слушать твои враки, сестра двоюродная…
— Ну хорошо, хорошо! Может и приврала кое–что, а вот то, что скажу сейчас, тому уж поверь.
— Ну, трепись…
— Как хочешь, мне что, уже и рассказать ничего нельзя?
— Ладно, ладно уже, тре…, колись, слушаю тебя сестра.
— Ладно, я тебе сразу скажу, хорошо?
— Говори, слушаю тебя внимательно.
— Я этому Кольке ее показывала.
— Опять врешь?
— Правда. Он попросил как–то, когда мать была в отъезде, и я перед ним разлеглась.
— Опять врешь!
— Нет! Это правда.
— А ну–ка подробнее, дорогой мой Ватсон, начиная с этого самого момента, сказал Шерлок Холмс…
— Не смейся и не думай, что вру. Я по его просьбе раздвигала ножки и даже свою малинку — калинку за свои маленькие ушки раздвигала.
— А он?
— А он сидел и дрочил.
— И ты, разумеется, все видела!
— Ничего не видела, только догадывалась, что он на меня и …
— Вот, сейчас верю! Ты об этом хоть кому–то говорила?
— Никому.
— Вот и не говори. А я-могила, раз и забыла. Только вот теперь я понимаю, почему ты со мной долгое время не хотела.
— Да! Мне и кололось и я боялась, себя никак не могла преодолеть. И вот только сегодня…, особенно, когда она мне в зеркало дала глянуть на себя саму, на нее, такую раскрытую всю и такую, которую я и не видела даже никогда, так я чуть не кончила.
— Ты знаешь и я! Все как в детстве, только еще сильнее… Особенно от осознания того, что и она все видит, что она и пальчики твои поправляет
Сильное впечатление! Ты тоже так считаешь?
Построение композиции
Утром она меня так будит, что чуть от страха не закричала. Даже циркнула маленько в трусики.
— Утро доброе, а вот и мы! Гюльчатай, открой личико?
— Дура! Так ведь человека можно на всю жизнь испугать от такой картинки!
— А тебе как моя картинка, нравится? А если я так, как Маринка научила? — И теперь уже, сползая с моего лица, валится на спину, да как сфотографировала… Аж дух захватило! Я к ней, а она:
— Нет, нет! Теперь ты!
— Не стану!
— Почему?
— Да по качану! Теперь ты скажешь, что у меня так, как и у тебя вчера и скажешь, это от чего же мы такие пахучие?
— Дай мне! Дай, ну хоть понюхать!
— Дура ты! Дурочка самая настоящая, хотя и любимая. Иди ко мне со своими товарами и я тебя так…..
Сегодня мы завтракаем по–королевски: и кофе молотый и даже пирожные. С утра можно, говорит Женька, не поправишься, моделям таким, как мы, можно есть все, гуляй, не хочу! Мы ведь с тобой богатые! Интересно, как сегодня пройдет все? Ты волнуешься?
— Есть маленько, особенно, как подумаю, что сегодня она сказала, что все участники соберутся, сегодня композицию будем отстраивать.
— Нам пораньше надо, а то вдруг мы не впишемся! Сколько она сказала баб ей надо? Вот так–то, семь! И что все сразу и с ногами раздвинутыми? А мы поместимся? Это сколько же надо места, чтобы столько человек поместились? Нет! Нам надо быстрее, чувствует моя задница, что сегодня будет пендель кому–то. Ты так не считаешь?
Сказала, что нет, потому как у нас на руках билет. И на ее вопрос, какой, я ответила, что аванс и есть наш билет и шанс. Теперь только бы понять ее замысел и вписаться, так, как она хочет. Вот от того и волнуюсь, ведь в первый раз так, позировать предстоит и как?
Можно сказать, что смотрины проходим, как невесты, правда с раздвинутыми ногами и перед…
— Да! А что она там говорила, по поводу консультантов? — Задала такой вопрос, а у самой все даже похолодело. Это что же получается, что мы будем позировать не только перед ней? Так что–ли? И от того, что поняла, что именно так и будет сегодня, я сама заторопилась.
Уже в автобусе поняла, что ключи от дома оставила на столе и что забыла еще прокладочки, которые вчера с Жекой, придуриваясь перед молодой продавщицей, все примерялись купить и ее теми своими приколами и вопросами совсем задолбали. И еще о чем–то все думала, и даже когда Жека толкаясь, потянула меня к выходу, я все не могла собраться и в себя прийти от этой ее неназойливой настойчивости, да личика Гюльчатай, что нет, нет, да и всплывало перед моими глазами. А ведь у нее там, мечтала, все не так устроено, как я у себя все пыталась высмотреть, но как точно, почему–то не могла представить, верно и стеснялась у нее попросить рассмотреть ее. И как–то неловко мне казалось, что я девочка и у своей сестры и тоже девочки, буду клянчить такие вещи рассматривать. Вот с такими мыслями глубокими мы повторно заявляемся к ней.