Так много дам
Шрифт:
Действительно я нащупала сначала один, следом потянула еще и еще мешок и пока я все еще придерживаю Женькино едва теплое тело, все пытаюсь их вытащить, выдернуть из–под нее и себя.
— Ну, где ты застряла? Тебе помочь?
— Да, помоги, а то я не могу и ее держать и эти мешки тащить из–под нас…
— Я сказала тебе, оставь ее, сначала самой надо спастись, а потом уже будем вместе с тобой ее откачивать.
— Как это?
— Слушай, не спрашивай уже, давай отпускай ее и ко мне.
Все
— Теперь что?
— Теперь надо прогрызть дырки. Возьми мешок, найди дно и начинай перегрызать нитки посередине, это для головы, а потом с боков, по дырке, это для рук.
— Холодно снизу. Сейчас бы трусы с начесом, лучше рейтузы или шубу…
— Слушай, давай работай, а то замерзнешь окончательно, и руки тебя перестанут слушаться да и зубы так станут стучать, что ты уже не сможешь перегрызть мешок. Не разговаривай, давай работай, борись за свою жизнь, я тебе не помощница. Все сама делай, понятно?
Пока грызу мешковину, стуча зубами, все время хочу понять и спросить, а кто же она? Но она права, я замерзаю и если я… Наконец–то перегрызла крепкие нитки и помогая зубами разорвала посередине. Первый и второй разы голова все никак не проходит, наконец с третьего раза и после того как смогла еще подгрызть голова еле–еле прошла.
— О, черт! Забыла рукава…
— Снимай, не ты первая так, другие тоже, как ты.
Опять, но теперь уже почти не ощущая холодных рук и тела, еле стянула мешок.
— Холодно, бр….!
— Быстрее все делай. — Командует она и скорее ко мне, я ведь совсем околею, если не дождусь тебя.
Мне приходится снова дрожать и грызть, то слева, то справа этот противный мешок, наконец я, уже совсем погибая от холода, засовываю руку, потом просовываю голову и, о, боже, как хорошо!.. Потом уже отсидевшись немного и отдышавшись, вторую руку высовываю, но ее лучше, пожалуй, мне было так и оставить прижатой к телу и под мешком.
— Ну что же ты? Все? Где ты? — Ее ледяная и костлявая рука зашарила по телу.
— Ближе, ближе, я сейчас повернусь спиной к тебе, а ты не пугайся меня и осторожно, только прошу тебя, не бросайся и осторожней как можешь, прижмись и руками обхвати.
Теперь уже я, расставляя ноги в стороны, сажусь, подтягивая платье–мешок под себя, охватываю ее тело и…
— Ты что? Ты…?
— Да, как видишь. Потому осторожно прошу тебя.
— А ты когда? Прости, на каком месяце?
— На шестом уже. И ты знаешь, сама не знаю, как я с ним, ведь я здесь в яме уже месяц, наверное? Подскажи мне хоть какое число…день…
Называю ей, а она меня поправляет и говорит.
— Добавь еще один день, потому что, когда вас бросали,
— Как вторая? Я что, мы, что же уже сутки тут?
— Да и скажи спасибо, что вас пока не трогают. Так ты говоришь, что сегодня, вторник, прости среда…Ну да, — рассуждает вслух, — сегодня Фашист опять придет, сволочь!
— Какой Фашист? Ты шутишь? Ведь их же всех перебили во время войны….
— Перебили, но видно не всех… Один еще сволочь остался! У гад, сволочь и импотент чертов, чтобы тебе сдохнуть шофер! Чтобы в тебя врезалась фура, чтобы тебя смяла и чтобы твои яйца по дороге разбросало…
— И что? Все это ему? Видно есть за что? А он кто?
— Да сволочь, садист!
— А ты сказала, шофер?
— И по совместительству и охранник у него, Папы его.
— Какого Папы, ты что?
— Я-то ничего, а вот ты что, не догадалась еще, где ты? И кто такой Папа?
— Мы наверное, где–то в гараже и мне кажется, что у того, кто меня изнасиловал и сестру, как я поняла потому, что и там все болит и до сих пор горит, особенно, когда я пописаю.
— Ну и… Ты хоть в двух словах расскажи…За что вас сюда и как вы попали в такие дела?
— А он, этот Фашист сейчас не придет? Он что, импотент, как ты говоришь? Ну, это же хорошо?
— Для кого хорошо? Думаешь, что для нас? Сейчас! Как раз наоборот… Если бы он был как мужик, тогда бы можно было еще потерпеть, а то он сволочь….
— Ну что же ты замолчала… Прошу тебя, говори! Он что? Что он делает и где?
— Везде!
— Что и в …
— Ну да! И сзади лезет и спереди и везде, и все гад, руками!
— Как это? Да разве же? Да, как это? Ведь у нас же там…
— Это ты так думаешь, а ему сволочи именно так и надо в нас, и он….
— Так замолчи! Думать даже не хочу.
— А ты, думай, не думай, а…Главное это, чтобы его не переклинило!
— Как это?
— Да вот так! Он же с какой–то войны, из какого–то там аула или…
— Он что, из…
— Ну да, они все там такие к нам. Особенно, когда мы такие….
— Какие? Молодые? Красивые или какие?
— Да такие, что уже нет вовсе и всем сказали, что потерялись, пропали!
— Как это нет? Мы же вот есть! Я, ты, Женька и потом, другие девчонки, они тоже…
— Не хочу тебе всего рассказывать, но скажу, что на нас уже давно крест поставлен. Им ведь, этим садистам мы преданы в личную собственность, как отработанную вещь. И потому они что захотят, то и будут с тобой. Захочет–убьет, захочет–полюбит. Не дай бог! Им все разрешает Босс! Они кровавые, дикие, им только бы до крови добраться, а там они теряют разум и вот тогда, берегись. Если переклинит, то все…
— Что все?