Так произошло
Шрифт:
Джонатан всегда пытался сделать все для того, чтобы уложить все по полочкам. Распределить роли, объяснить феномены, измерить по линейке комплекс правил и в конце концов создать некую идеальную модель всего на свете. Магия, мораль, государство, отношения — Джонатан всегда действовал для того, чтобы создать некую совершенную модель, способную объяснить все. Раз за разом он отказывался от сна и действий для того, чтобы вновь обратиться к уже собранному мануалу — свериться с ним, пройдясь по списку правил перед его глазами — и, если собранный свод правил не отвечал на поставленный перед ним вопрос — Джонатан
Я…
С научной точки зрения Джонатан был выдающимся примером лучшего ученого — пусть и в области философии — что только мог существовать. Каждый новый факт становился причиной для нового мысленного эксперимента, а любые противоречивые факты проверялись вновь и вновь. Старые, устаревшие модели отбрасывались, оставляя не больше, чем сухой набор фактов, на основе которых Джонатан приступал к созданию новых теорий — на этот раз более полных и обоснованных, куда более точных и выверенных, однако…
Однако — применим ли научный подход ко всей жизни?
Джонатан медленно выдохнул, отстраняясь от раковины, прежде чем взглянуть на зеркало — на себя, смотрящего на него из зеркала с насмешкой.
Ну, давай проделаем весь этот путь в очередной раз — нам ведь не впервой, не так ли, Джонатан? Решение ведь было принято уже давно — так давно, что никто на самом деле и не задумывался о нем в прошлом, не так ли? Все эти длительные размышления, возвышенные теории — они ведь не служили инструментом размышления — они служили инструментом оправдания, разве нет?
Отражение Джонатана вздохнула, пожав плечами еще раз, казалось бы, совершенно незаинтересованное в собственной речи.
Каждый раз — разве нет, Джонатан? Каждый раз, пребывая к этому моменту — ты уже обладал ответом на свой вопрос, разве нет? Предать ли Мантл, стать ли королем горы Гленн, спасти ли Синдер Фолл из ее приемной семьи — каждый раз ты принимал решение до того, как ты совершал все действия — и все же каждый раз, придя к этому решению, еще до его исполнения, ты подвергал себя новой и новой пытке — «рационализации», пытаясь не вывести подходящий для себя план действий — а подвести черту, объяснить себе — и всему миру — почему избранный тобой план действий является самым лучшим, самым правильным — полностью укладывающимся в твою абсолютно логичную, упорядоченную картину мира — разве нет? Даже если тебе придется переписать эту картину с нуля для того, чтобы вновь воссоздать свою картину мира — в новых, измененных условиях — где тебе столь отчаянно требуется оправдание твоему поведению — полная картина мира, описывающая все и сразу…
Джонатан не мог ответить, сжав свои челюсти настолько, что, скорее всего, потребовался бы домкрат для того, чтобы разжать их в данный момент.
Работает ли это, Джонатан?
Взгляд Джонатана, против его воли, всеми силами пытающейся удержать его глаза, поднялся вверх, к зеркалу, глядящему на него в ответ его собственными глазами.
Безусловно работает. В
Доппельгангер пожал плечами.
Давай сделаем это повторно, Джонатан. Давай в очередной раз вернемся к началу и вскроем всю твою парадигму. Давай проберемся по ее закоулкам и разрешим каждую возникающую проблему — введем новые постулаты и законы, правила и сущности — и в конце концов придем к новой итерации парадигмы — еще более совершенной, еще более качественной, и еще более запутанной — этот процесс можно повторять бесконечно, разве нет? Каждый раз проделывать столь тяжелый, без всяческих издевательств, монументальный труд создания новой и новой моральной парадигмы из ошметков старой — и… Ради того, чтобы в конце концов выбросить и ее на свалку тоже, когда мы встретим новый факт, не вписывающийся в нее? Похвально, Джонатан — в высшей степени похвальная позиция с научной точки зрения…
Сущность в зеркале улыбнулась издевательски.
Но жизнь не научная сущность — и научный метод не подходит для жизни… По крайней мере в том случае, если ты все еще желаешь называть жизнью то существование, что ты продолжишь влачить дальше.
Джонатан, выдержав еще несколько мгновений молчаливого противостояния взглядом с собственным отражением, отвернулся прочь, прежде чем, едва не забыв о своей трости, направиться прочь из несколько затянувшегося отбытия.
Разве нет, Джонатан? Разве нет? Пытаться оправдаться всю свою жизнь перед самим собой — «нет, нет, что вы, я не хочу этого делать — мне просто так предписывает рациональное зерно» — внутри я бездушный робот, живущий согласно постулатам абсолютных правил — не смейте подумать, что я просто человек, желающий делать то, что он хочет делать! О ужас, что произойдет, если в один из дней выяснится, что не все в жизни сводится к постулатам, не все в мире укладывается в единственную возможную правду!
Джонатан проделал путь к двери, открыв ту, прежде чем остановиться, на мгновение, услышав летящие в его спину слова зеркала.
Ты заржавел, Джонатан. Укрепился в своем мировосприятии. Зачем пытаться познавать мир, если все в этом мире можно уложить в старые рамки? Познание мира это больше, чем пересчитывание формул — но нет, не для тебя — ведь ты умнее всех. Правитель Гленн, владыка мирских судеб — если ты не совершенен, то кто иначе? Все в этом мире подчиняется тебе — чужие жизни и чужие судьбы — парадигма пожрала тебя, оставив сухой скелет того, кем ты когда-то был… Но Восхождение — требует большего, чем парадигмы.
Джонатан сделал шаг за дверь, ухватившись за дверную ручку, сжав ту настолько, что твердый металл под его рукой издал тихий жалобный всхлип.
Где тот хороший человек , Джонатан Гудман?
С силой Джонатан захлопнул дверь, заставив ту громко хлопнуть и порыву ветра вырваться из-под той, из-за чего двигающийся по коридору официант остановился на мгновение, глядя на Джонатана — все ли было в порядке с высокопоставленным гостем.