Так произошло
Шрифт:
А чего ты ожидал, Джонатан? Политика весьма неприятная штука — особенно когда в ней начинают смешиваться личные мотивы и мотивы государства. Эмоции сложная вещь, как и политические ходы, философские воззрения и множество других вещей.
Может быть… Этого и добивался Озпин? Может быть именно в этом и заключался его план?
В чем именно? Сбить тебя с толку? Или… Заставить тебя взглянуть на себя в зеркало? Показать тебе через Гиру во что ты превратился?
Джонатан прикрыл глаза на мгновение.
А может быть в этом и заключалась
Джонатан взглянул на Гиру, сделав шаг к нему неосознанно, после чего, заметив то, как внимательно следят за его движениями зрачки самого Гиры, непроизвольно сделать шаг назад, после чего взять под контроль свое дыхание.
Нет, не сейчас. Чуть попозже.
Развернувшись прочь, Джонатан сделал несколько шагов от Гиры к небольшому столику с закусками — торжественный обед должен был пройти чуть позже, а до этого момента гостям предлагались нарезки, канапе, бокалы шампанского — полагающаяся по таким случаям мелочная «закуска» на время прибытия гостей и для общения тех между собой. В конце концов никто не прибывал на день рождения жены главы государства для того, чтобы всерьез отпраздновать ее день рождения.
Аккуратным движением Джонатан поднял бокал с шампанским к своему рту, прежде чем сделать глоток, стараясь смыть с языка гадостное ощущение — внутренне Джонатан был опечален, что единственным предоставляемым алкоголем для него было шампанское. Для того, чтобы смыть привкус… Чего-то в своем рту ему требовалось что-то более серьезное, чем это.
Однако на официальном мероприятии, которым являлась и эта встреча, не полагалось «напиваться» — шампанское находилось здесь исключительно для «социализации» гостей, так что опустошив с не полагающейся ему его позицией скоростью бокал, Джонатан взял в руки второй, после чего удалился чуть в сторону гостей, приступив к приветствию тех — в основном пустые разговоры о погоде и восхищенные приветствия со всех сторон. Хотя, может быть, среди тех затесалось и несколько искренних…
Оппортунисты, каждый из них. Некоторые идейные предатели. Помани их пальцем, заяви что теперь ты правишь Менажери — и они прибегут на твой зов, перекрикивая друг друга в попытке показать свою верность и преданность новой администрации. Гира сумел создать репутацию в народе, но так и не смог найти правильного подхода к элитам. Как мог он? Элиты требуют прагматичного подхода — чуть более выгодные для них законы, чуть больше государственных финансов, чуть больше замалчивания в новостях — так покупается верность элит, а не с помощью вдохновляющих речей. Но Гира так и не смог сделать этого, идеалист и «герой простого народа», что так и не понял, как нужно играть в эту игру…
Не то, что мы, Джонатан. Мы знаем, что иногда сделки с совестью заключаются во имя всеобщего блага.
Джонатан
Беги, Джонатан, беги. От меня нельзя убежать. Также как и от себя. Также, как и от выбора, что предстоит сделать…
…станет самым печальным днем…
Минуты потянулись одна за одной, бессмысленные комплименты превращающиеся в единую тягучую патоку из бессмысленных слов — информация о новых проектах, ушедших в могилу родственниках и погодных прогнозах синоптиков прошла мимо разума Джонатана, растворившись между третьим и четвертым бокалом — его восстановленный и усиленный ритуалом метаболизм не позволил даже почувствовать приятное тепло из-за воздействия алкоголя, заставив Джонатана погрузиться в собственные размышления.
В общем-то, нет никакой причины провести черту здесь, Джонатан. Каждый идеалист, следующий любой философии должен где-то провести черту, указать финальную грань его измышлениям. Маловероятно, что даже величайшие философы прошлого, придя к очередному измышлению, объясняющему всю подноготную суть мира столь резко погружались в ту с головой, забывая все предыдущее обучение, отношения и мораль, выученную ими за годы жизни — это нормально, Джонатан, не так ли?
Конечно же это нормально. Это абсолютно нормально, просто…
Просто что, Джонатан? Просто — что?
Джонатан понимал рациональной частью своего сознания, что в текущей ситуации не было ничего необычного. Более того — его желание остановиться сейчас, не переступить какую-то невидимую черту, за которой больше не было морали, кроме его собственной, в общем-то, являлось высокоморальным действием — позитивным — тем, что сделал бы хороший человек…
И все же как будто бы что-то цеплялось в его разуме, будто бы что-то мешало его сознанию — что-то безусловно неприятное — и вместе с тем Джонатан никак не мог понять, чем оно было — разве было не хорошо остановиться до того, как в погоне за собственной идеологией он нарушил бы что-то иное — отдал бы финальный приказ — такой короткий, уже подготовленный, и лишь выжидающий нужный час…
Джонатан понимал все это — и все же не мог успокоить свой разум.
Почему, Джонатан? Почему?
Было ли что-то плохое в том, чтобы остановиться сейчас? Безусловно, было — оставленный без надзора Гира, особенно находящийся в орбите влияния Озпина, отстранился бы от Гленн в ближайшее возможное ему время.Последствия подобного шага были бы экономическими, военными, политическими — множество их, причем для двух сторон, каждое из них — весьма негативное в своей сути. Быть может не смертельное, однако крайне неприятное — и Джонатану не требовалось ничего больше для предотвращения этой проблемы, чем провести… «Крепкое внушение» Гире Белладонне на эту тему — в общем-то, ему не требовалось даже совершать каких-либо действий, приводящих к любому причинению вреда — разве что морального…