Так умирают короли
Шрифт:
Это был точный портрет Самсонова. Один к одному.
— Демин хочет взять все на себя, — сказал». — По дороге с кладбища он со мной об этом говорил. Слышала, наверное?
Светлана отрицательно качнула головой.
— Он готов взять руководство программой на себя. Мне предложил занять его место. Не хочет, чтобы в передачу пришли чужие.
— На него это похоже, — бесстрастно сказала Светлана, так что было непонятно — то ли осуждает, то ли просто констатирует факт.
—
— Нет.
Ну, с вдовой-то он мог бы посоветоваться. Хотя бы ради приличия.
— Ему все это ни к чему — со мной разговаривать, — сказала Светлана. — У него сейчас горячаяпора. Борьба за деньги. — Она усмехнулась. — Понимает, что если удастся подмять под себя передачу, в этой жизни ему уже ничего не надо будет желать.
Не любила его, оказывается. Как и Самсонов. Она тотчас это подтвердила, будто прочитала мои мысли:
— Он очень скользкий, этот Демин. И до денег жадный. Вороватый.
Для меня это не было секретом, но я промолчал.
— Сергей его ловил несколько раз на воровстве. У них были неприятные такие беседы…
И это я видел. До рукоприкладства дело доходило.
— Почему же Самсонов его не прогнал?
Вместо ответа Светлана неопределенно пожала плечами.
— Может, он ценил Демина как хорошего организатора? — подсказал я.
— Дело не в том. Вокруг Сергея всегда крутилось столько людей, причем людей не без способностей, что замену Демину он подыскал бы в два счета. Он по другой причине держал Демина возле себя, как мне кажется. Типаж!
— Не понял, — признался я.
— Самсонов всех видел насквозь. И у него был просто какой-то нездоровый интерес к людям. Болезненный интерес. Мне иногда казалось, что он нас коллекционирует. Приближает к себе и рассматривает, разве что лупу в руку не берет. И расставаться с людьми ему просто жалко. Ну это все равно что какой-то экспонат из своей коллекции выбросить. Понимаешь? Вот собирает человек бабочек, всю жизнь собирает, и разве он хоть от одной из них откажется?
— Бабочки — это мы? — уточнил я.
— Да. Сергею Демин был интересен. И ты. И Загорский. И Кожемякин. И я. И герои всех его передач.
Он все о нас знал. И знал всем нам цену. Сам лично выставлял баллы.
— Я, когда поняла это, по-другому на многое стала смотреть. И девчонку эту простила…
— Какую девчонку?
— А вон ту, — махнула рукой вдоль стола, и я увидел молодую женщину в траурном черном платье. — Не она была виной тому, что произошло. Просто Сергей взял для своей коллекции еще один экспонат.
— Это та самая? Из аппаратной? — догадался я.
Светлана кивнула.
Значит, это и есть разлучница. Та, что разбила семью.
Я дождался, когда она вышла на балкон, и направился следом. Она стояла в одиночестве, опершись на перила, и задумчиво смотрела на крыши домов. Я встал рядом, не говоря ни слова.
— Я вас знаю, — сказала она неожиданно.
— Откуда?
— Видела в передаче. Вы ведь из команды Сергея, да?
— Да. Вы его знали?
— Знала.
Ни кокетства, ни наигранного смущения в голосе.
— Работали вместе?
— Да. Я в аппаратной работаю. Приходилось встречаться.
Так мы ни к чему не могли продвинуться.
— Я не буду искренним, если не скажу, что я кое-что уже знаю о вас.
— Вот как?
Конечно, ей надо сказать. Иначе мне ничего не удастся узнать от нее.
— Он питал к вам самые теплые чувства, — сказал я. — И некоторые даже считают вас разрушительницей семьи.
Она невесело улыбнулась, но не повернула головы.
— Это чушь, конечно. Сергея невозможно было подвигнуть на что-либо такое, чего он сам не желал.
— А если он чего-то желал, то остановить его было просто невозможно, — продолжил я.
— Вы правы.
Самым удивительным было то, что она говорила откровенно и не зажато. Во всем ее облике угадывалась грусть — не показная, настоящая. Так грустят любящие.
— Я не ожидал, что вы придете сюда.
— Почему? — пожала она плечом.
— Чтобы не встретиться с вдовой.
— Я такая же вдова, как и она.
— Вот как? — вырвалось у меня.
Она действительно его любила. Бабочка, которую Самсонов держал в руках и с интересом рассматривал.
— Мы так похожи со Светланой, — сказала она.
— Вы испытывали к ней какие-либо чувства?
Подумав немного, она ответила:
— Жалость. Жалость — это уже потом. А сначала, наверное, было торжество победительницы.
— Вы ее жалели?
— И себя тоже.
— Почему?
— Потому что женщину, которую оставил мужчина, можно только пожалеть.
— Феминистки не простили бы вам этих слов.
— Я не люблю феминисток.
— Вы первая женщина, от которой я слышу такие речи.
— Просто я не хочу быть независимой от мужчин. Все как раз наоборот.
Она сейчас говорила не о мужчинах вообще, а о Самсонове ;Я понял.
— Женщина, которая могла бы привязать Сергея к себе на всю жизнь, была бы самой счастливой женщиной в мире, — сказала она.