Такая короткая жизнь
Шрифт:
Ольга гордо откинулась на спинку стула и задымила. Игнат восхищённо следил за каждым движением хозяйки. Иногда он, словно бы невзначай, прижимался к женщине, и она отвечала ему едва заметным прикосновением, многозначительным взглядом. Казалось, они не замечали никого вокруг и вели любовные игры. Люба же не только видела всё, но и чувствовала всё то, что было скрыто за их движениями, взглядами, словами.
Она изо всех сил пыталась скрыть ревность, боль, разочарование, но румянец, пламенеющий на щеках, выдавал
– Господи, только бы выдержать, только бы не заплакать,- думала она. – Только бы дожить до утра, а там уехать в станицу…
На рассвете Люба была уже на вокзале.
Здоровые, сильные руки мелькали в мыльной воде, тёрли грязное бельё, а мысли бежали ещё быстрее. Зачем отпустила дочку к мужу?
Ведь город. Сколько там опасностей! Кубань… Машины… Людские водовороты… Пропадёт девчонка!
Люба швырнула в таз полотенце и подняла голову: возле неё стояла заплаканная Маша.
– Доченька,- заволновалась Люба. – Шо случилось?
Маша бросилась к матери и зарыдала.
Как её обманули! Сначала устроили праздник. Звенела гитара. Возле неё, как пёстрая бабочка, вилась тетя Оля, угощала её конфетами и печеньем. Потом долго уговаривала её спеть или сплясать, но она отказывалась…
И только когда её попросил отец, Маша вышла из-за стола, нерешительно ударила ножкой раз, другой и, раскинув руки, как крылья, понеслась вокруг стола, притоптывая и подпрыгивая, кружась и приседая, ловя на себе восхищённые взгляды.
– Вот даёт!- похваливал её дядя Серёжа, и она, раскрасневшись от возбуждения, вертелась и вертелась по комнате.
– Какие все чудесные и добрые: и отец, и тётя Оля, и дядя Серёжа!
– радовалась она.
А ночью ей приснилось жуткий сон: кладбище, лежащий в гробу
Володя, бьющаяся в истерике мать…
– Папа, – в страхе потянулась к отцу, но рядом никого не было.
Несколько минут лежала молча, потом встала и подошла к соседней кровати.
– Дядя Серёжа, где папа? Мне страшно! – всхлипывая, несмело тормошила она юношу.
– А это ты… – наконец проснулся Сергей. – Ну что всполошилась?
– Где папа?
– Где, где, – передразнил её парень.- Может, во двор вышел…
Никуда твой папка не денется. Придёт!
Вскоре на цыпочках пришёл отец.
– Где вы были?- сердито спросила его она.
– Понимаешь: ходил к соседу заниматься…- смущённо ответил он, надеясь, что её удовлетворит такое объяснение, но оно звучало неубедительно.
Вечером в парке гремел духовой оркестр. Отдыхающие прогуливались по тенистым аллеям, поднимались на горку, спускались к крошечному озеру. Было шумно, весело, но Маша ни на шаг не отставала от отца и хозяйки, вертелась у них под ногами, мешала им, следила за их движениями.
– Деточка! – с трудом скрывая раздражение,
Маша бросилась было вниз, но потом остановилась и возвратилась назад. Её не заметили: тесно прижавшись друг к другу, Игнат и Ольга страстно целовались.
– Понятно… Все расскажу мамке… И любиться вам не дам! – решила Маша и дёрнула отца за руку. – Не хочу туда!
– Она меня доконает… – возмутилась Ольга. – Ну, сделай хоть что-нибудь! Купи ей мороженое: пусть хоть чем-то занимается…
– Не задарите, – злорадно ухмыльнулась Маша.
– Да не обращай на неё внимания: ещё ребёнок… – пытался успокоить хозяйку Игнат.
– Ох, мой любимый, – ласково шептала Ольга. – Ты скоро уедешь – я без тебя погибну…
– Ну, дорогая, не преувеличивай…
Эти разговоры возмущали Машу.
– Покарай их Бог! – со злобой думала она.
Ловила их взгляды, касания и удивлялась, как это хозяин, дядя
Валера, ничего не замечает.
Утром остановила его у калитки – хозяин возвращался с ночного дежурства – и дрожащим от волнения голосом выпалила:
– Тётя Оля вчора целовала моего папку…
Он поднял на неё покрасневшие от постоянного недосыпания глаза и укоризненно покачал головой:
– Злая ты… Тетя Оля возится с тобой, а ты…
И сейчас, уткнувшись в материнский подол, Маша вспоминала своё пребывание в городе и громко плакала. Ей хотелось обо всём рассказать матери, но из груди вырывались одни всхлипывания.
– Мама, брось папку: вин тетю Ольгу любе… – только и смогла выдавить из себя девочка.
И хотя Люба ничего нового не услышала, но ей было больно: дочь всё понимает и жалеет её.
– Знаю, все знаю, – горячо, словно оправдываясь, произнесла она. С тобою, малюткой, уже уходила к маме. Тогда волновалась: вырастешь, спросишь, где папа… Шо скажу? Потом опять сошлись. Теперь уж до гроба…
Володька проснулся, сполз с кровати, протёр сухонькими кулачками глазёнки, натянул штаны, глянул по сторонам и вздрогнул от радости: на столе лежал кем-то забытый коробок спичек. Боясь разбудить сестру, крадучись, подошёл к столу, накрыл ладошкой коробок и сунул его в карман.
– Опять сахар воруешь! – прикрикнула на него проснувшаяся Маша.
Володька виновато вздрогнул и отпрянул от стола.
– Ни, не ив,- криво улыбаясь, оправдывался он.
Но Мария уже забыла о брате и лихорадочно одевалась. За окном кричали её друзья: рыжий Лёшка, по кличке Помидор, вечно простуженный Толик, задиристый и драчливый, за что прозвали его
Петухом, подруга Юлька, шустрая, говорливая девчонка.
– Седня гуляем свадьбу, – вваливаясь в комнату, сказал Толик.
– Не спеши, Петух! Я женюсь на Юльке, – покраснев, выпалил Лёшка.