Такая вот любовь
Шрифт:
– В восьмом номере?
– Мотеля.
– Какого мотеля?
– «Голубое небо». Он оставлял свои рисунки по всей комнате. Иногда я находила скомканные листки в мусорном ведре. Эти картинки были на красивой, плотной белой бумаге с волнистым краем, потому что он вырывал их из альбома.
– Долго вы были замужем?
– Я всегда хотела сына. Моя мать тоже, но у нее родилась только я. Думаю, она передала это желание по наследству.
– Вы хотели именно мальчика?
– Я планировала назвать его Микеланджело и, как только увидела рисунки, поняла, что это – отец моего будущего сына. – Люси посмотрела в окно. – Именно о сыне я думала, когда мы кувыркались на простынях, которыми я застелила его кровать
– О, Люси…
– Это было прекрасно. Я получила желаемое. А он ничуть не торопился с разводом. Просто желал убедиться, что я понимаю: развод неизбежен. Мы жили с его матерью, Верой, до тех пор, пока Джону Милтону не исполнился год. Потом разошлись. – Люси потерла виски.
– У вас болит голова?
– Нет, с чего вы взяли?
– Вы потерли виски.
– Кажется, я иногда так делаю. Расскажите мне еще о Надин и Фрэнсисе.
– Просто они всегда вместе. Я бы испытывала клаустрофобию, если бы кто-то вот так, не оставляя свободного пространства, привязался ко мне.
Люси посмотрела в окно.
– Может, это не так и плохо, – заметила она.
– Вам повезло. Все эти годы вы жили сама по себе, одна.
– Вовсе не одна. Со мной был Джон Милтон.
Трейлер сотряс порыв ветра.
– Мне было семнадцать, – сказала Люси.
– Когда родился Джон Милтон?
– Когда я поняла, чего хочу.
– А сейчас? – спросила Анджелина.
– Сейчас я хочу двигаться как раньше.
До Анджелины донесся шум машин на шоссе.
– Наверное, было бы хорошо, если бы и ко мне кто-нибудь привязался – пускай даже мужчина в темных носках. Какой-нибудь Фрэнсис, который считал бы меня восхитительной.
Анджелина заглянула в бархатистые, нежные глаза пациентки – голубые, но не такие яркие, как у Джона Милтона. В ее круглое, одутловатое лицо. На щеках Люси топорщились жесткие седые волоски. У нее были расширенные поры, слизь в уголках маленьких глаз и темные круги под ними, ноздри в козявках. Губы жирно лоснились и, кажется, были измазаны клубничным джемом.
Анджелина подняла руку и протянула палец, чтобы дотронуться до этого красного джема, а дотронувшись, почувствовала на своей щеке шершавый палец Люси.
Глава 24
Час спустя, выходя из машины в своем гараже, Анджелина заметила, что давнишняя темно-синяя пробоина на стене, оказывается, никуда не делась. Всего через несколько дней после того, как Айрис получила права, Анджелина попросила дочь сдать в гараже назад. И Айрис врезалась бампером в стену – удар был такой силы, что она не смогла двинуться ни вперед, ни назад. Ей пришлось вылезать с стороны пассажира, а Анджелине тем же путем забираться на водительское сиденье. После этого дочь, вся в слезах, наблюдала за матерью с порога: той удалось сдвинуть автомобиль на дюйм. В конце концов пришлось им обеим дожидаться с работы Уилла, чтобы тот придумал, как отделить машину от стены с наименьшими повреждениями.
Войдя в дом, Анджелина ощутила запах бекона, но он показался ей не удушливым, как смог, а легким, словно проносящееся мимо облачко. На столе виднелось только одно цветное пятно. У нее на глазах выступили слезы. Может, ей попробовать посидеть минуту над пестрой подложкой, пока это всего лишь подложка – без еды и без Уилла? Но чем ближе она подходила к столу, тем меньше ей нравилась эта идея. Анджелина остановилась, глядя на яркие
Из подвала донеслось жужжание. Анджелина так сопротивлялась присутствию мужа в доме, что даже ни разу не заглянула в его мастерскую. Теперь она спустилась по лестнице, постучала, но, догадавшись, что этот звук тонет в механическом шуме, распахнула дверь. Оказывается, Уилл снял занавески. В центре комнаты покоилась на двух кoзлах старая дверь. Муж, склонившись над ней, орудовал каким-то маленьким инструментом, производившим много шума и крохотное количество опилок. Кровать, которая при помощи прислоненных к стене подушек превратилась в подобие софы, теперь стояла в углу. В нескольких местах были сложены стопки старых дощечек. Наверху книжной полки, в центре небольшого прямоугольного динамика, красовался новенький айпод Уилла. На полках под ними помещались деревянные ящики, банки с краской и лаком, кисти и стопки журналов. Прямо перед Анджелиной находился необычного вида черный, с проступающими цветными пятнами стол, ничуть не похожий на творение мужниных рук.
Инструмент смолк. Уилл обернулся к жене.
– В чем дело? – спросил он, поднимая защитные очки на лоб.
– Ни в чем.
– Что ты тут делаешь?
– Навещаю тебя.
– Я не ожидал, что ты вернешься так скоро.
– Сейчас я прямо от Люси.
– А обычно?
Анджелина поплотнее закуталась в свитер и скрестила руки на груди, сжав в кулаки обе ладони: в одной был ремешок сумочки, в другой – ключи.
– Обычно я еду в спортзал, по делам, кататься.
Уилл сел.
– Классный стол, – заметила Анджелина, протягивая к нему руку.
– Не трогай. Краска еще не высохла.
– Это тот, который ты делаешь для Кары – и который раньше был нашим?
– Именно, – сказал Уилл, кладя на верстак изделие, над которым работал. – Анджелина, чего тебе надо?
Она сделала вдох, на выдохе отодвинула от стены стул и поставила его перед мужем. Потом села, не представляя, зачем это делает, но зная, что, как и у Люси, должна сохранять невозмутимость. Усевшись, вспомнила о купленных ею сластях. Открыла сумочку и вытащила три плитки шоколада. Две положила на верстак перед собой, а одну через опилки и стружки подтолкнула к Уиллу.
– Зачем ты даешь мне шоколадку? – спросил тот.
Анджелина почувствовала, что втягивает шею в плечи. Она знала, что борется за ту часть себя, которую давно спрятала от чужих глаз. И тут ей вспомнилась Надин. «Давай! – сказала Надин. – Будь Анджелиной!»
Анджелина подняла глаза на мужа и сорвала с одной шоколадки половину обертки. После чего откусила кусочек. Рот наполнился приторно-горьковатой вязкой массой. Она прожевала, ощущая, как шоколад бурлит в ней, снимая напряжение, проникая во внутренности. Плечи ее расслабились. Она откусила еще кусок, не отводя взгляд от наблюдающего за ней мужа. Покончив с первой плиткой, Анджелина принялась за вторую. Уилл не шелохнулся. Кожа вокруг глаз у него была дряблая. На висках появились коричневые пятна размерами гораздо больше прежних веснушек. А отраставшая бородка Анджелине определенно нравилась. Она заглянула в его карие с рыжинкой – их цвет уже истерся из памяти – глаза, заметила движение. Уилл наощупь отыскал третью шоколадку, взял ее и развернул с одного конца. Но есть не стал, а протянул Анджелине. Не теряя зрительного контакта, она стащила с себя старый черный свитер и подала его мужу.