Такая вот любовь
Шрифт:
Глава 25
Анджелина хорошенько не знала, чего ожидать после того, как она продемонстрировала Уиллу частицу себя настоящей. Может, должны были разверзнуться небеса и начать рушиться стены? А взамен катастрофы случился секс. Что ж, именно так это и выглядит в наши дни. Секс. Любовь – где-то в другом месте. У них в крови. В костях. В коже. Возможно, в воздухе. Порой вовсе не в словах или жестах. Уилл любил ее так же, как она любила его: рассудочно и сознательно. Без иллюзий. После двадцати трех лет совместной жизни
Одевшись, супруги вместе пообедали за столом с двумя подложками. Когда Уилл опять спустился в мастерскую, Анджелина открыла кладовку в коридоре и достала спрятанную за клюшками для гольфа и ящиком с рождественскими украшениями, так и не убранным ею на чердак, большую «таргетовскую» сумку, в которой хранились сласти. На кухне она поставила сумку в центр стола, словно цветы. И тотчас снова сняла. Не надо, чтобы сладкое лежало там, где оно будет все время попадаться ей на глаза. Пускай находится вне поля зрения, чтобы ей приходилось вспоминать о нем. Она же не хочет превратиться в Люси, верно? Или хочет?
Из подвала донеслись жужжание и стук молотка. И что с того, если Уилл поднимется наверх? Анджелина направилась к кухонной столешнице и вытряхнула на нее содержимое сумки. Принесла из постирочной две большие жестяные банки из-под печенья и сложила шоколадные батончики в красную, а остальное в золотую банку.
– Что ты делаешь? – осведомился Уилл, державший в руках кружку с кофе.
– Боже, как ты меня напугал!
Вот и хорошо, подумала Анджелина. Теперь она сможет подтвердить, что не прячет сладкое.
– Я не хотел, – извинился Уилл, ополаскивая кружку в раковине.
– Просто я не слышала, как ты поднялся.
Уилл обогнул кухонный остров и показал на свои ноги.
– Потому что я не обут.
Сколь бы размеренно ни дышала Анджелина, она все равно ощущала, как по рукам и ногам забегали мурашки, похожие на крошечных матросов, появившихся на палубе сразу после сигнала тревоги. «Противник обнаружен!» – кричали они друг другу. «Вздор», – ответила им Анджелина.
– Что это? – Уилл положил руку на красную жестянку.
– Складываю свои лакомства.
«Видите? – обратилась она к матросам. – Отставить панику!»
– Твои лакомства? – Уилл поставил кружку на столешницу и начал кончиками пальцев снимать с жестянки крышку. Это была банка из-под имбирных пряников. Те восхитительные пряники прислала Анджелине на день рождения Кейт.
– Для чего они? – спросил он.
– Для меня. Мне иногда хочется.
Обычные и арахисовые «Эм-энд-эмс», мятные «Джуниор», «сникерсы»… Уилл показал
Анджелина посмотрела мужу в лицо, и то, что она увидела, заставило ее съежиться.
– Не лопнешь? – спросил он с коротким глумливым полусмешком-полуфырком.
Уилл был зеркалом, в которое Анджелина смотрелась ежедневно, и с каждым разом ее отражение становилось всё меньше. Она гораздо больше, чем думает Уилл. Но ей больше невмоготу видеть эту особу в зеркале – отражение совсем потускнело. Необходимо новое зеркало.
– Вообще-то не твоего ума дело, – отрезала Анджелина, отбирая у него банку и закрывая крышку.
– Откуда все это?
– Купила.
– Зачем?
– Я люблю сладкое. Мне нравится, когда оно у меня есть. Это делает меня счастливой.
Анджелина схватила золотую жестянку прежде, чем Уилл успел к ней прикоснуться, и убрала обе банки в пустой ящик под духовкой, где раньше хранились пластиковые миски и тарелки, а также серебряные детские приборы дочерей. После чего перешла на другой край кухонного острова, подальше от Уилла.
– Тебе не кажется, что сладкое – это некоторое ребячество?
– Нет, Уилл, не кажется, – ответила Анджелина, смахивая со стола на ладонь сахар. – Пожалуй, это именно то, что я люблю.
– Тебе вредно.
Анджелина стряхнула содержимое ладони в мусорное ведро и подошла к столу.
– Разве ты решаешь, что мне вредно? Думаешь, весь этот бекон, яйца и сосиски тебе полезны? И эта банка с жиром из-под жареного бекона, которой ты так дорожишь, словно на дворе по-прежнему шестидесятые. Всё изменилось, Уилл. Дома больше нет детей. Они разъехались. Ты больше не ходишь на работу.
– Так вот в чем дело! – проговорил Уилл, захлопывая дверцу шкафчика, которая плохо закрывалась.
– Откуда мне знать, в чем дело? Ты первый начал! – Анджелина схватилась за спинку стула, не позволяя себе сбежать.
Уилл, очевидно, нашел несколько сахарных крупинок, которые она не заметила, и стал демонстративно собирать их пальцем.
– Дело, надо думать, в тебе, верно? Ты наконец-таки спустилась ко мне в мастерскую, но не для того, чтобы меня «навестить». Или поболтать о том, чем я там занимаюсь. Или посмотреть, что я смастерил. Нет. Ты явилась для того, чтобы съесть шоколадку. Не одну, не две, а целых три шоколадки! Я потерял работу, а ты приходишь в мою мастерскую жрать шоколад!
«По местам стоять!» – донесся до Анджелины крик старпома.
Уилл прав. Она ведет себя как эгоистка, но ей уже давно бы пора.
– Ты что, умрешь, если откусишь кусочек шоколадки не за обедом? Если сделаешь что-нибудь только потому, что мне это кажется забавным? За двадцать три года я успела изучить, что тебе нравится, а что нет, что ты считаешь правильным, а что неправильным. Я влезаю в эту шкуру каждый день! – Анджелина посмотрела в окно на горы, которые будто подстрекали ее. – И отлично знаю, что с тобой не стоит быть самой собой.