Таких не берут в космонавты. Часть 2

Федин Андрей Анатольевич

* * *

Вечером Иришка улеглась на кровать с учебником в руках, а я сел за свой письменный стол. Открыл чистую тетрадь. Достал из портфеля привезённую из Москвы ГДРовскую авторучку «Heiko 360».

«Эмма, — сказал я. — Найди-ка мне информацию о системе Станиславского. Для начала загляни в Википедию».

«Господин Шульц, система Станиславского — это теория сценического искусства, метода актёрской техники. Была разработана…»

Я просидел над конспектами почти полтора часа. Затем всё же выбрался из-за стола, подошёл к лежавшей

на кровати двоюродной сестре. Протянул Лукиной тетрадь со сделанными только что записями.

Иришка опустила учебник физики, послушна забрала у меня тетрадь. Она приподнялась на локте, отбросила с плеч косички. Заглянула на первую страницу, пробежалась взглядом по строкам, растерянно моргнула.

Подняла на меня глаза и спросила:

— Вася, что это? Зачем мне это?

— Это то, о чём ты будешь говорить послезавтра с Клубничкиной и с Тюляевым в кафе, — ответил я. — Читай, запоминай. Ведь ты же не собираешься сидеть в «Юности» молча?

Глава 4

В субботу утром Черепанов встретил меня и Иришку около школы. Лёша выглядел взволнованным. Он улыбнулся, лихо сдвинул шапку на затылок.

Черепанов стал у нас на пути и заявил:

— Всё. Пригласил.

— Здравствуй, Алексей, — сонно поздоровалась Иришка.

Лукина зевнула, прикрыла рот варежкой. Сегодня утром она была вялой и не выспавшейся. Вчера я засыпал — на Иришкиной половине комнаты ещё светилась настольная лампа. Утром Лукина мне рассказала, что почти всю ночь заучивала составленные мной конспекты. Сегодня Иришка не услышала сигнал будильника — я впервые её разбудил.

Черепанов кивнул, ответил:

— Привет.

Мимо нас к дверям школы прошла шумная ватага пионеров.

Их голоса стихли — Черепанов повторил:

— Я её пригласил.

— Степанову? — уточнил я.

— Да. Только что. Она согласилась.

Лукина вновь зевнула и будто бы нехотя заявила:

— Прекрасно. Просто замечательно.

Она дёрнула меня за руку.

— Мальчики, давайте зайдём в школу, — попросила она. — Холодно тут. Я замёрзла.

* * *

В гардеробе Черепанов признался: он не ожидал, что у него так легко «это получится». Сообщил: дождался старосту нашего класса около школы «чтобы не опозориться на глазах у всех». Он отвёл Надю в сторону от входа в школу…

— Я сказал, что мы в воскресенье пойдём в кафе, — тихо произнёс Алексей. — Спросил, пойдёт ли она с нами.

— А что она? — поинтересовалась Иришка.

Лукина вздохнула, потёрла глаза.

Алексей дёрнул плечами.

— Спросила у меня, кто ещё там будет.

— Ты сказал? — спросила Иришка.

Черепанов пожал плечами и сообщил:

— Ну… да. Я перечислил. Она сказала, что придёт.

* * *

Я добрался до своей парты — ко мне подошла Надя Веретенникова, комсорг нашего класса. Она сообщила, что была вчера вечером на собрании комсомольского актива школы. Рассказала, что комсомольские активисты обсудили моё предложение. Порадовала меня тем, что на собрании «приняли положительное

решение» по моему вопросу. Веретенникова недовольно поджала губы.

— Я плохо поняла, зачем понадобились эти приглашения, — сказала Надя-большая. — Но раз ты сам это придумал, то я тебе ничего объяснять не должна. Лена пообещала, что сама с тобой сегодня поговорит. Мы решили, что эти приглашения будут твоим, Василий, комсомольским поручением. Разбирайся с ним сам. Но если понадобится помощь, скажешь мне. Я найду для тебя помощников.

* * *

Сегодня во время уроков я не однажды замечал, как Надя-маленькая бросала задумчивые взгляды в направлении моей парты. Но ни ко мне, ни к Черепанову староста класса до окончания занятий не подошла.

Лишь после уроков Надя Степанова перехватила меня и Черепанова у выхода из класса и поинтересовалась (от имени едва ли не всего десятого «Б») можно ли посетить наше вечернее прослушивание в актовом зале.

Я ответил одноклассникам, что нас с Алексеем их поддержка только порадует. Предупредил, что сегодня у нас будет «патриотический» репертуар — десятиклассников это моё сообщение не смутило.

* * *

Вечером мы (я, Иришка и Черепанов) вернулись в школу — в вестибюле около входа в актовый класс увидели едва ли не всех своих одноклассников. Они столпились у стены, тихо переговаривались. Пожилая техничка намывала ведущую на второй этаж лестницу, бросала на десятиклассников недовольные взгляды. Ученики десятого «Б» заметили нас — рванули нам навстречу. Они сообщили: классная руководительница с ними не пришла, Лена Зосимова тоже ещё не явилась, а на сцене сейчас репетировали «эти актёры».

Иришка поинтересовалась у наших одноклассников, почему те не в зале.

Надя Степанова махнула рукой и сказала:

— Да ну!.. Потом эти из одиннадцатого «Б» снова директрисе пожалуются, что мы им мешали. Больно надо нам за ними подсматривать! Мы решили: вас дождёмся — вместе с вами туда войдём.

— Или с Ленкой, — добавила Надя-большая.

— Да, или вместе с Зосимовой.

Я распахнул дверь, шагнул в актовый зал. Отметил, что свет там горел лишь над сценой, где сейчас толкали пафосные речи актёры школьного театра. Сразу свернул к стене, где начинался ведущий к лестнице на сцену проход. Голоса на сцене смолкли — у меня за спиной тихо переговаривались явившиеся в зал следом за мной ученики десятого «Б» класса. «Сейчас эта дурёха Клубничка снова развозмущается», — услышал я произнесённую женским голосом у меня за спиной фразу (узнал голос Нади-большой).

Я дошёл до первого ряда; снял верхнюю одежду, уложил её на кресло. Замершие на сцене актёры следили за моими действиями. Я запрокинул голову, увидел на подмостках чуть склонившую на бок голову Свету Клубничкину, черноволосую Галину, недовольно кривившего губы (и усы) Тюляева, кудрявых братьев Ермолаевых и ещё пятерых старшеклассников (чьи имена я не вспомнил или не знал). Ко мне подошли Иришка и Черепанов — они тоже сбросили шапки и пальто. Иришка уселась в кресло, скрестила на груди руки.