Талисман валькирии

Атлант Полина

Пять минут пролетели быстро, и за это короткое время Клео так и не смогла примириться с реальностью. Санитарка вернулась и вежливо попросила проследовать за ней к выходу, близилось время обхода. Покидая палату, Клео случайно заметила, как два плечистых санитара открыли дверь в палату напротив, и один из них громко обратился к пациенту:

— Добрый день, Уве, ну, как сегодня дела?

— У тебя короткая память, великан, разве я не говорил, что мое имя Хати? — раздраженно ответил пациент.

Клео машинально развернулась, услышав знакомый голос, и увидела через приоткрытую дверь забившегося в

угол больного. Она едва узнала Уве, бывшего мастера-лингвиста. Волосы мужчины были сбриты, сам он оказался обернут в белую простыню, как в тогу, на полу валялась перевернутая железная миска, очень похожая на посуду для животных. Приветствуя санитаров, Уве высунул язык и встал на четвереньки, словно собака. Один из парней хмыкнул и положил в его миску кашу.

Клео понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя от шока. Профессор же протер очки и, сделав решительный шаг через порог палаты, с большим интересом рассматривал исцарапанную стену.

— Клео, посмотри, это просто невероятно. Сума сойти.

Она с опаской приблизилась к профессору и увидела, что вся стена от потолка до пола исчерчена рунами. Все рассмотреть не удалось, но среди прочих знаков больше всего выделялась руна смерти, которая сразу бросалась в глаза. Рядом была еще одна, но что она означала, Клео не вспомнила. По спине пробежался холодок.

Но на этом представление пациента не кончилось. В тот самый момент, когда Клео и профессор собрались уходить, Уве увидел их, оторвавшись от "приема пищи", и злобно проговорил:

— А-а-а-а. А вот и ты, предательница. Повелительница предупреждала, что ты явишься.

Санитары тут же отреагировали и, закрывая двери, попросили их уйти. Но Уве вдруг резко прыгнул вперед, вытянулся во весь рост и повалил стоявшего перед ним великана. Второй санитар, немедля и не раздумывая, заученным жестом вынул из нагрудного кармана халата шприц и воткнул длинную иглу разбушевавшегося пациента.

Клео стало дурно, у нее закружилась голова, тошнота подкатила к горлу. Девушка схватила профессора за руку, чтобы не упасть, и как только смогла обрести равновесие, бросилась прочь из клиники. Клео понимала, что поступает трусливо, но оставаться в этом кошмаре больше не могла ни секунды. Оказавшись в автомобиле, она, наконец, выпустила все накопившиеся, и ее прорвало истерическим плачем. Даже крепкие объятия подоспевшего профессора долго не могли ее успокоить.

По пути домой, уже придя в себя, девушка пыталась переварить этот кошмар. Моросил мелкий дождь, нагоняя неуютную грусть. Клео с надеждой мечтала о выходных, чтоб наконец-то выспаться, встретиться с подругами в баре и хотя бы на время забыть все, что она пережила за последние три недели.

Когда они подъехали к подъезду ее дома, профессор достал из кармана пиджака яркий темно-синий билетик и протянул его девушке:

— Клео, тебе нужно развеяться. Приходи в субботу в старую обсерваторию наблюдать за лунным затмением. Обещаю, будет весело, приедет много знакомых, будут археологи из Исландского университета. Ингрид позаботилась об организации небольшой вечеринки.

Клео повертела билетик в руке, благодарно улыбнулась и вышла из машины.

— Большое спасибо, профессор, я подумаю, — сказала она и закрыла дверцу автомобиля.

Девушка вошла в квартиру,

включила свет в прихожей. Наконец-то она была дома, в своих четырех стенах, в которых чувствовала себя уютно, а главное, надежно. Бабушки дома не было, наверняка, старушка сидела в гостях у подруги-соседки.

На кухонном столе стояли две термические миски с ужином. Но аппетита у нее сейчас не было, поэтому девушка открыла холодильник, достала бутылку Йагермеистер, кинула в прозрачный бокал кубики льда и выпила травяную настойку. Алкоголь согрел душу и помог расслабиться — это оказалось как раз тем, чего ей сейчас не хватало.

Клео уселась в кресло, откинулась головой на спинку, закрыла глаза и под мерный стук старинных часов моментально погрузилась в сон.

В котором ей пригрезилась маленькая девочка с золотистой косой: она смеялась и кружилась в пшеничном поле. Лицом девочка была похожа на бабушку — с детских фотографий из старого фотоальбома. Она словно ожила, сойдя с кадра, навечно запечатленная неизвестным фотографом. Девочка, звонко смеясь, подбежала к мужчине и женщине, сидевшим на пестром покрывале. Мужчина был тот самый, из сна, — властный конунг севера. Он держал на руках спящего младенца и ласково поглаживал его по головке. Женщина с огненно-рыжими волосами плела венок из васильков. Девочка присела рядом — и та, отложив свое плетение, сняла с себя амулет на кожаном шнурке и надела на малышку.

— Откуда он у тебя? — спросила девочка, рассматривая оберег в виде руны с бело-голубоватым камушком.

— Это награда от самого праотца Одина за то, что я смогла победить чудовище, — женщина ласково улыбнулась, погладила девочку по волосам и поцеловала в лоб. — Не забывай, дочь моя, откуда ты родом. Ты должна помнить, что ты дочь великого конунга и валькирии.

Внезапно образ мужчины и женщины подернулся, превращаясь в золотую пыль, которую медленно закрутил и раздул ветер, унося в небеса.

Клео проснулась и, открыв глаза, улыбнулась.

— Какой чудесный сон.

Из кухни слышался голос бабушки, тихо напевающей с детства знакомый, незамысловатый мотив. Клео поднялась и пошла на звук голоса. Женщины крепко обнялись, и Астрид поцеловала внучку в лоб. Та села на стул и принялась наблюдать, как бабушка раскатывает песочное тесто.

— Что сидишь, есть не хочешь?

— Конечно, хочу, — Клео лениво поднялась, взяла тарелку с вилкой и положила рис с тушеной телятиной. — Бабушка, расскажи о наших предках, кто они?

Клео сама не поняла, зачем попросила рассказать историю, которую слышала уже сто раз.

— Ну, как мне рассказывала прабабушка, а ей ее бабушка — наши предки выходцы из острова Форе. Об этом было подробно написано в книге предков, но мой дед в трудные времена продал ее одному богатому человеку.

— Зачем он это сделал? Разве семейные реликвии продают?

— Ну знаешь, — хмыкнула старушка. — Время было тяжелое, голод сильный, да и в краю, в котором они жили, очень суровая погода. Море часто поднималось и затопляло поля и деревню. Вот он и вынужден был расстаться со всем драгоценным, что было. Потом они с бабкой уехали в Стокгольм. Мой дед устроился на литейный завод, а бабушка уборщицей, — сказала Астрид и засунула в духовку лист с тестом. Затем села на стул и налила себе чая.