Талли
Шрифт:
«Мне кажется, что жарким было лето, в те дни, когда…»
— Ну хорошо, — сказала она, — и что?
— Ты написала его о Дженнифер?
Потрясенная Талли застыла. Одна овца, две овцы, три распроклятых… она просто не могла…
Дженнифер! Джен-ни-фер! Ну почему? Ведь Талли старалась даже про себя никогда не произносить эти три слога, не говоря уж о том, чтобы выговорить их вслух: И вот, пожалуйста, их говорит ей совершенно чужой человек. ДЖЕН-НИ-ФЕР!
Талли вспомнила, как прочитала это стихотворение Мандолини, за
Несколько месяцев назад, когда Талли раскопала это стихотворение, она как бы отдавала дань — среди других вещей — и тому неверию, полному и ужасающему.
И вот Талли лежала и тупо вспоминала, не произносила ли она когда-нибудь ее имя в разговоре с Джереми Мэйси, прекрасно зная, что нет, никогда. Потому что Талли никогда и ни с кем о ней не говорила. Но зверей уже выпустили из клетки, она слышала в себе их рев, и на глаза ей упала пелена, — так бывало очень редко, но сейчас был как раз такой случай. А перед этим так было, когда она чуть не выстрелила в свою мать. Пелена красного тумана.
И вот — он лежит себе рядом с Талли и невинно спрашивает у нее о том, что мог узнать только одним, одним-единственным способом. Хорошо, что она лежит к нему спиной. Талли сжала пальцами край одеяла и кусала губы, чтобы не заскулить. Она сосчитала маленькие черные точки на грязных обоях, и прошло добрых пять минут, прежде чем она смогла заговорить.
— Нет, — сказала она наконец спокойно и тихо, — я написала его, когда мне было девять лет, и имела в виду своего отца.
— О-о, твой отец умер, да?
— Не знаю, — сказала Талли также тихо, лежа все так же неподвижно, закусив губу. — Это не одно и то же?
Тикающие часы отбивали минуты.
— А кто же в таком случае Дженнифер Линн Мандолини?
Талли зарычала и соскочила с кровати.
— Я так и знала! Я так и знала, черт возьми! — вопила она, стоя перед ним голышом. — Ты шпионил за мной, Джереми. Черт, ты шпионил за мной!
— Да, — признался он как ни в чем не бывало. — Впервые.
Она подбежала к двери спальни, распахнула ее и принялась молотить по ней кулаками.
— Проклятье! Проклятье! Проклятье! — повторяла она. Наконец она указала ему на дверь гостиной. — Уйди, пожалуйста.
Джереми, казалось, был удивлен.
— Талли, извини. Я не понимал… я не думал, что ты… извини, пожалуйста. Просто мне показалось, что ты что-то скрываешь от меня.
Она продолжала стоять у двери.
— Я сказала: уйди.
Он встал и натянул джинсы.
— Я думал, ты пошла на свидание с Робином.
— Да, конечно. В церкви?
— Господи, я же не знал! Ты купила цветы. Я подумал, что эти цветы для него, и потерял голову. Понимаешь?
— Понимаю, — ледяным голосом сказала Талли. Из искусанной губы сочилась кровь. —
— Талли, ты отгородилась от меня, ты отталкивала меня весь последний месяц, пожалуйста, не отталкивай меня!
Она молчала, уставившись в пол. Он пошел к ней, протягивая руки. Талли в бешенстве ударила его по лицу.
— Я сказала — УЙДИ!
Талли тяжело дышала. Джереми отступил, держась за щеку.
— Да ты что! — заорал он. — Ненормальная!
Она пошла на него с кулаками, толкнула его так, что он упал на кровать, схватила с тумбочки стакан с водой и швырнула его об стену. Джереми, красный и злой, быстро поднялся с кровати.
— Не прикасайся ко мне! — завопил он.
— УБИРАЙСЯ! — дико закричала она в ответ.
— Пожалуйста, — попросил Джереми немного тише. — Пожалуйста, объясни мне, что я такого сделал. Прости меня, пожалуйста.
— Ты подло шпионил за мной! — кричала Талли. Она сделала несколько глубоких вдохов, но они больше походили на хрипы умирающего животного.
— Я уже сказал…
— Убирайся!!! — опять закричала она, и Джереми, схватив одежду, быстро вышел, бормоча себе под нос:
— Тебе нужна помощь, Талли Мейкер. Профессиональная помощь. Ты не сможешь справиться со своими проблемами только молчанием и криком, ты нуждаешься в помощи…
— УБИРАЙСЯ! УБИРАЙСЯ! УБИРАЙСЯ! — кричала она, зажав уши руками.
Джереми ушел, а Талли принялась мерить шагами трейлер от спальни до гостиной и обратно. Через полчаса она, наконец, достаточно успокоилась, чтобы сесть на диван и, зажав руки между колен, начать считать овец и пыльные полосы на подставке для телевизора, и думать о деревьях.
До конца недели Талли больше не виделась и не говорила с Джереми. Она не ходила на его лекции и не отвечала на телефонные звонки. В следующее воскресенье она пошла на кладбище, все время оглядываясь, как будто ее преследовали, и, так и не сумев расслабиться, пробыла там всего несколько минут.
4
Через два дня Талли поехала к Робину. Она не стала выезжать на трассу, а ехала по маршруту 2-го автобуса, предпочтя живописную дорогу. Но было уже полседьмого вечера, и кромешная чернота канзасской ночи окутала дорогу, пролегавшую через прерию, и холмы, поросшие хлопчатником. Она ехала одна под беззвездным небом, в божественной тьме, которую не нарушал ни один проблеск света, порожденного цивилизацией.
Талли нервничала. Она крутила кольцо на пальце и думала: «А что, если Робин не захочет меня видеть? Что, если он потребует кольцо обратно? Ну нет, я не отдам его. Если он не хотел мне его отдавать, не надо было бросать его мне под ноги».
Она включила фары и поехала медленнее. Ей всегда нравилось ездить по шоссе на скорости не меньше восьмидесяти, и ее неизменно останавливала вежливая канзасская полиция. Сегодня она тащилась на сорока, позволяя другим машинам обгонять себя на двухполосной дороге. Сегодня Талли волновалась. «Ну если он не захочет больше меня видеть, тогда я продам кольцо. Клянусь, я сделаю это. Как пить дать за него дадут не меньше двух сотен. Как минимум двести долларов. «Этого хватит на дорогу в Сан-Хосе», — мелодично пропела она.