Талли
Шрифт:
— Сейчас? — сказал Джереми. Ты хотела сказать — всегда. — Талли промолчала, поэтому он снова заговорил: — Хорошо, я не буду задавать тебе никаких вопросов.
— Нет, — сказала Талли. — Не задавать мне вопросов даже мысленно, Джереми. — Она подышала себе на руки. — Послушай, — сказала она. — У меня было несколько тяжелых лет. Тяжелых, понимаешь. Я стараюсь их забыть, но у меня плохо получается, когда ты начинаешь умолять, спрашивать, добиваться чего-то. Ты делаешь мне еще хуже. Поэтому я хочу некоторое время побыть одна, чтобы снова заковать себя в броню, а ты тем временем должен вернуться к тому состоянию, когда не ждал от меня слишком многого. Потому что я
— У тебя есть очень многое, Талли Мейкер.
— У меня нет ничего, — медленно сказала она. — Я устала от всех вас. Джереми, знаешь, чем ты привлек меня? Тем, что ты ничего не знал обо мне. Ничего. Это было в тебе самое лучшее, Джереми Мэйси. Теперь, когда ты одним махом уничтожил это преимущество, я не знаю, что мне с тобой делать. Меня, знаешь ли, и так уже есть кому пожалеть.
— Я не жалею тебя, Талли, — сказал Джереми. И, помолчав, уныло спросил: — А Робин знает о Дженнифер?
— Робин иногда ходил со мной к Святому Марку, — указала Талли, тяжело вздохнув, — он ждал меня в церкви.
— А-а… — протянул Джереми и добавил: — Я как-то видел его там.
Талли кивнула.
— Он тоже говорил, что видел тебя там. Вы оба шпионили за мной.
— Ну что я мог сделать? Убить его? Избить до полусмерти перед алтарем?
— Ты не должен был шпионить за мной.
Джереми глубоко вздохнул.
— То, что он делал то же самое, не оскорбляет твои чувства. Ты возмущаешься только мной.
— Только тобой, — ответила она. — Ему известна эта часть моей жизни. Я не могу этого изменить. Но я хотела, чтобы с тобой было иначе. Я хотела, чтобы у тебя было это преимущество.
— Почему он знает о ней? — добивался Джереми.. — Ты рассказывала ему?
Она смотрела в боковое стекло.
— Он знал ее. — И помолчав: — Она сама нас познакомила.
— Я думал, ты познакомилась с ним на вечеринке.
— Да, — сказала Талли, откидываясь на спинку сиденья и закрывая глаза. — У нее на дне рождения.
Джереми нежно дотронулся до ее руки.
— Что произошло, Талли? Расскажи мне, что случилось?
Она ответила, не открывая глаз:
— Я не знаю, что случилось.
И про себя Талли подумала: «Она просто не сумела отличить небес от ада».
глава десятая
ОТКРЫТКА ИЗ ДОМА
Март 1981 года
1
Талли тяжело переносила разлуку с Джереми. Она сидела на его семинарах по понедельникам, средам и пятницам с десяти до одиннадцати утра. После того разговора она не стала ждать его после занятий в понедельник. В среду они выпили по чашечке кофе, а в пятницу он остался у нее на ночь. Встретившись в субботу вечером с Робином и увидев его счастливое лицо, Талли почувствовала себя как на дыбе и в следующий же понедельник сказала Джереми, что теперь между ними действительно все кончено. Джереми разволновался и попросился прийти к ней, чтобы обо всем переговорить.
Вечером, в ожидании его прихода, Талли написала письмо Джулии.
23 марта 1981 года
Дорогая Джулия!
Спасибо, что продолжаешь писать.
В прошлый раз я не писала тебе, что оба мои мужчины выследили меня, когда я ходила в церковь. С тех пор мало что изменилось. Джереми должен прийти ко мне примерно через час, чтобы мы могли поговорить о том, почему я больше не хочу с ним встречаться.
Когда-то я любила весну. Любила дышать ее воздухом и ждала, что много всего произойдет. Запах цветов и тепла и сильный ветер, предвещающий лето. Предвещающий. Есть такое слово? Но сейчас беспрестанно налетают бури. Еще только конец марта, а уже двадцать четыре раза объявляли торнадо. Помнишь, как однажды мы возвращались с миссис Мандолини из похода по магазинам в Канзас-Сити и попали в смерч? Миссис Мандолини молилась, и носилась между нами, и кричала на нас, чтобы мы немедленно вылезли из машины и спрятались в кювет, а мы на заднем сиденье были не в силах оторвать глаз от черного столба в небе. Помнишься какой был грохот, когда мы все-таки вылезли? Должно быть, это действительно было нечто, потому что мы уже не слышали больше миссис Мандолини, а только видели, как у нее шевелятся губы, когда она схватила Джен и потащила ее к откосу, а Джен пыталась закричать: «Если они не пойдут, я тоже никуда не пойду! Категорически!» Помнишь?
Вчера я видела у Святого Марка мистера Мандолини. На улице лил дождь. Канзасская весна. Он был в шляпе, и слава Богу — ему было что держать в руках. Мы принесли ей цветы; конечно, они тут же намокли. Потом вошли в церковь, поставили две свечи. Он прочитал молитву. На коленях. Я хотела поговорить с ним; он был очень вежлив, но сказал, что хотел бы побыть один. Попросил меня зайти к нему на работу.
Я так и сделала. Сегодня после занятий. Он был очень занят, и я пробыла недолго. Спросила, как миссис Мандолини. Он только покачал головой и сказал: «Не очень хорошо, не очень хорошо. Пьет». Но без подробностей.
Так что вот так. Он просил меня заходить к нему, но не думаю, что он в самом деле хотел этого, да я и не виню его — меня вообще удивляет, что они все еще в Канзасе.
Джека Пендела в Канзасе нет. О, если уж зашел разговор о Джеке, то надо сказать, что Шейки начала действовать мне на нервы. У нее серьезный роман с Фрэнком Боуменом, они встречаются почти каждый день. Он как ее расческа — она никогда с ним не расстается. Даже по четвергам, когда предполагается, что у нас — девичник. Думаю, он собирается официально просить ее руки.
В «Каса Дель Сол» все хорошо. Но я все еще в безалкогольном зале. Они не решаются доверить разносить алкогольные напитки двадцатилетке. Надо было им рассказать про мою коллекцию оружия. Коллекцию, которую я могла бы иметь, если бы захотела.
В пятницу я сказала Джереми, что больше не стану с ним встречаться. И уже немного жалею об этом. Но я не могу видеть лицо Робина. Честно. И не могу, когда он звонит, а здесь Джереми.
Между прочим, Робин ведет себя весьма самоуверенно. Он не принимает Джереми всерьез. Видимо, не верит, что я могу бросить его ради Джереми. И если судить поверхностно, то он прав. С чего бы мне бросать его? Да и как я могу?