Там, где кружат аспиды
Шрифт:
Лёля повернулась к Похвисту и Ульяне. Она испугалась, что кто-то из них двоих может пожелать с чувствами своими расстаться. Но оба стояли недвижимо, взоры долу опустив. Даже грач в руках у Похвиста затих. А ведь и ему, если подумать, несладко в жизни короткой пришлось. Много зла сирота повидал, да и он с тем, что в сердце носил, расставаться не спешил.
— Ну, на нет и суда нет, — пожал плечами Велес и поднял фонарь, чтобы тусклый жёлтый свет падал на протоптанную тропу. — За мной следуйте. А ты, Берегиня, под руку старика возьми, составь мне компанию.
Лёля послушно скользнула рукой под меховую накидку Велеса и устроила ладонь на его локте. Следом
— Скажи мне, Берегиня, осознала ли ты силу свою? — негромко спросил Велес, пока шли они к причалу деревянному.
— Не знаю, дедушка, — Лёля покачала головой. — Иной раз мне кажется, что нет у меня никаких сил. Вот у Похвиста есть, у Ульяны тоже. Они сражаться могут, защитить того, кого любят. А я что могу? Только прятаться за ними.
— Не только. А кто птицу исцелил?
— Так то не я была, а Род. Я лишь будто бы нить от сердца своего к нему протянула. А потом всем тем, чем он меня через нить ту наполнил, с другими поделилась. Вот и всё. Кабы не Род Великий, не было бы ничего.
— Это ты правильно сказала, ничего без Рода не было бы. Так велик он, что не каждый понять его может. Оттого одиноко ему. А ты смогла до него достучаться. Пусть на миг, но руку ему свою протянуть. А о чём создатель мечтает, как не о том, чтобы от дитя своего весточку получить?
— Да как одиноко может быть тому, кто выше Древа Мироздания, выше звёзд? Раньше, в Прави, я молилась ему днями напролёт. И в Яви люди Рода Великого вспоминают, когда в беде оказываются.
— Не каждая молитва до Рода доходит. Коли просто поминаешь его, как присказку, разве есть в том зов к творцу? Запомни, как сердце твоё с Родом единым стало. Вот она — молитва истинная. В ней сила твоя, Берегиня. Не растеряй её.
— Я… Я постараюсь, дедушка. — Лёля потупила взгляд, понимая, о чём пытается сказать ей Велес, но не зная, сможет ли она ещё хоть раз пробудить в себе те же чувства, как тогда, в яблоневом саду.
Впереди показался причал. Самый обычный дощатый причал, малость выступающий над водой. К деревянному столбику была привязана простая лодочка, как раз такая, чтобы вместить их четверых. Пограничье. Переправа между миром смертных и миром тех, кому уже не суждено обратно вернуться. Лёля поёжилась, ощутив мурашки на плечах.
— Коли пера от Сирин у вас не было бы, тебя, красавица, я бы не взял, — обратился к Ульяне Велес. — Не пришёл ещё твой конец, а живым в Нави не место. Только боги бессмертные могут свободно Березину переплывать, но лишь на лодке моей. Иначе не запомнит Явь, что душу потеряла, обратно не пустит. А сейчас ступайте спокойно, Явь противиться не станет.
— Спасибо тебе, добрый старец, — Ульяна послала Велесу тёплую улыбку, хотя и не без опаски посмотрела на утлую лодчонку.
— Не бойся, деточка, из моей лодки в Березину ещё никто не падал. Иди ко мне, на ухо шепну что-то, — Велес поманил русалку унизанными древними кольцами пальцами.
Ульяна, несколько раз нерешительно обернувшись, к Велесу направилась, а Лёля отступила, чтобы беседе их не мешать. Она вернулась к Похвисту, и теперь они вместе смотрели, как Ульяна несколько раз в лице изменилась. Сначала недоверчиво она на Велеса щурилась, головой мотала, а после второй фразы растаяла словно. Улыбнулась мягко, с неверием тем же во взгляде, но теперь будто очень уж ей в слова Велеса верить хотелось. Затем поклонилась низко, так, что коса с лентой малахитовой земли коснулась.
— Прошу в лодчонку мою! — Велес подхватил широкое весло и взмахом
Белоснежный медведь рыкнул в ответ и сел спиной к мосткам, уставившись в полумрак далёкого леса.
— Нежить лезет, — объяснял Велес, пока Лёля пыталась устроиться на узенькой лавке покачивающейся под ними лодки. Похвист помог забраться сначала ей, потом Ульяне, а Аука сам залетел и Ульяне на колени плюхнулся. — Все собрались — и лесные, и водные. Обычно стоят покойно, ни меня не трогают, ни путников моих. Но прорваться могут, вброд перейти. Не все дойдут, но самые стойкие доберутся. Наведут в Нави суету, покой умерших нарушат. Оттого Чернобог каждый день с дозором границы обходит, ему непорядок во владениях не нужен.
— Дедушка Велес, а дозвольте вопрос задать, — решилась Лёля, обменявшись с Похвистом нетерпеливым взглядом. — Вы ведь знаете, зачем мы пришли. Почему же про Догоду ничего не спрашиваете?
— А нечего мне спрашивать. — Велес оттолкнулся веслом ото дна, и лодка заскользила по чернильной воде. — Он здесь. Да только Навь большая, напрямую вас доставить к нему не могу. А где дом он себе устроил, сестра твоя лучше меня расскажет.
— Морена? — удивилась Лёля.
— Она самая. А чему ты дивишься? Она мальчишку с детства знала. Сразу поняла, кто в Навь пожаловал. Морена за ним и присматривала всё это время. Да только она барышня строгая. Никому не сказала о находке своей, кроме мужа. И отдаст Догоду лишь тому, кого достойным сочтёт.
— Так это она брата моего пленником удерживала? И знать никому не дала?! Ты уж прости, Лёля, но сдаётся мне, не так уж Стрибог насчёт родственников твоих ошибается, — вспылил Похвист.
— Да быть такого не может, чтобы Морена специально… — попыталась возразить Лёля, но Велес её остановил.
— Ты не кричи, не разобравшись, молодой бог, — остудил он пыл Похвиста. — Морена — единственная из сестёр, кто память не теряла. Много жестокости она видела, много смертей. И сама жизнь в царстве мёртвых выбрала, чтобы подле любимого быть. Ты, девонька, сестру, поди, и не узнаешь теперь, — обратился Велес к Лёле, — да выводы делать не спеши. Из вас троих Морена сильнее всех отца своего Стрибога напоминает: властная, смелая. Настоящая царица царства навьего. Оттого никто ей не указ, ни перед кем она отчёт держать не обязана.
Лёля задумалась. И Похвист молчал, хотя во взгляде его сером ярость и обида ещё не утихли. Лёля его понимала. Их и так пытались стравить все кому не лень, а оказалось, что её собственная сестра всё это время знала, где пропавший бог южного ветра скрывается, но и словом не обмолвилась. Неужто в сердце Морены та же ненависть к семейству Стрибожьему жила, что и у батюшки?
Ульяна озиралась по сторонам испуганными глазищами. Казалось, ещё чуть-чуть — и светиться в темноте очи её зелёные начнут, как у кошки, а волосы длинные дыбом станут. Грачик тоже беспокойно вертелся, словно чувствуя её напряжение. Лёле же спокойно отчего-то было. Лодка плыла неспешно, вёсла Велеса поднимались и опускались с тихим всплеском, в воде всполохи оранжевые отражались неяркими вспышками. Единственное, о чём Лёля волновалась — как первая встреча с Догодой пройдёт. Снова накатили мысли непрошеные — а что, если не рад он видеть её будет? Что, если в унижении своём винит? И кричал разум Лёлин, что неправда это, не пошёл бы Догода тогда искать её в Навь, да сердечко глупое всё равно страхом сжималось. Ох, если любовь такая страшная, лучше уж и не любить никогда…