Там тебя никто не ждёт

Сакрытина Мария

Кажется съедобным. Только где столовые приборы?

Я недоумённо покосилась на юношу. Тот ответил таким же недоумённым взглядом.

Я показала на чашку и честно попыталась изобразить ложку.

Кажется, моя пантомима повергла золотого красавчика в крайнюю степень изумления. Поколебавшись и что-то переспросив, он взял чашку, поднёс ко рту...

А-а-а, так вот как это у вас делается, да?

Мда. Точно скажу: выпивание супа из чашки (даже напоминающей кружку) требует бо-о-ольшой сноровки. У юноши на раз получилось. У меня... ну... не облилась -

уже хорошо. Но на суп ушли все силы.

Голова закружилась, когда я примеривалась к бутерброду. В глазах потемнело, грудь сдавило - не вздохнуть. Очнулась я, полулёжа на кровати, а юноша, поддерживая меня за шею одной рукой, другой настойчиво прижимал к моим губам кружку. Почти "уплывая" от слабости, я выпила (что-то пряное) - и сразу же провалилась в сон.

Ну, почти сразу. Взволнованное выражение в зелёных глазах мне, надеюсь, не приснилось.

А он за меня уже волнуется, да?

***

Из следующего сна я выпутывалась, точно муха из паутины. Песок в глазах, горько-мятный привкус во рту, потрескавшиеся от жажды губы... Прелесть!

Я привычно потянулась посмотреть который час. Рука всё щупала и щупала бесконечные подушки, простынь и шерстяное одеяло на необъятной кровати.

Что?..

Рука нащупала занавеску.

Я задержала дыхание, сжимая полог. Нет, ну хватит, это уже, в конце концов, не смешно! Когда я уже проснусь?!

Сквозь щели полога проникал свет. Неяркий, даже какой-то испуганный, но уютный. Электрический таким не бывает.

Я села на кровати, замотавшись в одеяло. Голова немного кружилась, горло словно плёнкой покрылось, но грудь отпустило. Уже хорошо.

Сощурившись со сна, я отодвинула занавеску.

Золотоволосый юноша сидел на охапке сена у камина, вполоборота ко мне, странно (молитвенно?) сложив руки и закрыв глаза. Какое-то время я, не шевелясь, смотрела на него, размышляя.

Нет, в конце концов, язык жестов ещё никто не отменял. Надо же хоть как-то познакомиться да выспросить, где я, чёрт возьми, оказалась. Заодно, может, и пойму, брежу или... Или.

Надо. Не отрывая взгляда от юноши и придерживая одеяло, я свесила ноги на пол, красочно представляя, сколько в сушёных цветочках, его покрывающих, спряталось жуков по мою душу.

Юноша, не шевелясь, продолжал молиться. Я поколебалась с минуту. Вряд ли сейчас подходящий момент для выяснения отношений, но...

Треснуло и со свистом выпустило воздух полено. Юноша не пошевелился, а я медленно встала, кутаясь в одеяло, и, стараясь шуршать посильнее, подошла к камину.

Забавно, меня не услышали и не заметили, хотя простояла я для острастки минуту точно. Кто-то здесь слишком много думает...

Я зашуршала активнее, устраиваясь на соломе рядом, и осторожно коснулась плеча золотоволосого.

Обычно, если я кого-то трогаю, он или спрашивает, что мне нужно, или жмурится от удовольствия, или кричит: "Отстань!". Зависит от того, как трогать (правда, глубокая мысль?). А вот реакцию в виде шараханья от меня точно от привидения что-то не припоминаю.

Юноша

содрогнулся всем телом, отпрянул. И только потом посмотрел в мою сторону. У него вырвался вздох и пара очень-очень тихих слов. Хм, может, правда не стоило его беспокоить? Я пожала плечами и попыталась обезоруживающе улыбнуться. Поёрзала на соломе - ничего так, удобненько - устроилась и уставилась на золотоволосого: вроде как "я готова к переговорам и вся внимание". Юноша в ответ абсолютно точно повторил мой взгляд и, чуть погодя, добавил несколько слов - громче и отчётливее:

– Qu'est si aveni?

Я нахмурилась. "Кес"... чего?

– Est-toue enferme?

"Э-ту"... Эту, эту, эту... что-то мне это напоминает. Ой, что-то мне это напоминает...

Поймав мой взгляд, юноша вздохнул и, кивнув на кровать, добавил:

– Dormi un pou.

И вот тут настала моя очередь шарахаться.

Я узнала слова. Почти все, и... мамочки, я их узнала!

Для верности я их даже повторила - с тем самым проносом, на который потратила целый семестр, цистерну воды и три зеркальца. Боже мой, как мне это г'аси'ованное "р" не давалось! Как вспомню - вздрогну, честное слово.

Теперь уже на меня уставились, как на чудо света. И выдали та-а-акую тираду... Я сходу, чувствуя себя попугаем, повторила половину.

Мгновение мы молча пялились друг на друга - я не выдержала первой. Старательно выговаривая звуки (где этот чёртов автоматизм в речи, когда уже придёт?), попыталась спросить:

–  Qui es tu? - Кто ты?

"Как тебя зовут?" могло не прокатить, сложнее, а так...

Теперь повторил он, по-своему: "Ki es toue?" Наклонил голову, с интересом и удивлением глянул на меня.

Я указала на грудь и ответила:

– Катя... э-э-э, - пауза, - Катерина.

Если я права, то сейчас он скажет...

И он сказал, указывая на меня:

–  Catherine?

Ну что ж, теперь я точно знаю, что брежу. "Катрин" - так зовут меня на занятиях французского. И этот странный, поющий язык очень, очень похож на тот французский (смесь латыни), который мы учили на уроках истории языка.

Господи, неужели в универе мне его не хватило? За что здесь-то?! Я же не знаю его ничерта. Я же в прошлом семестре дифзачёт еле-еле сдала, и то с пересдачей!

Жизнь ужасна и несправедлива.

Я повторила вопрос и указала на юношу. Тот слабо улыбнулся и чётко произнёс:

–  иdouard.

В таком антураже имя даже не удивило.

–  EnchantИ, - "приятно познакомиться", - машинально отозвалась я, чувствуя, как с непривычки начинает неметь "нижнее нёбо".

Юноша... Эдвард мгновение смотрел на меня - потом расхохотался, громко и беззаботно.

Хм. Я что-то не то сказала?

***

Вот так потихонечку я и начала учить язык. Очень потихонечку, потому как большинство знакомых французских слов здесь мистическим образом изменилось, превратившись чёрт знает во что. Зато всегда срабатывали немногие слова и выражения, с трудом зазубренные для дифа по истории языка.