Там за Вороножскими лесами. Зима
Шрифт:
За дверью послышались шаги.
– Притихла голубка, - проскрипел старческий голос няньки, - спит, должно.
Агафья рухнула на короб и закрыла глаза.
– Пусть поспит, может, опомнится, - забасил отец.
– Это надо ж, я ей втолковываю, а она, что оглохла!
– Приворожил ее боярин, у меня глаз на это верный. Он, говорят, с погаными дружбу водит, от них привороты и прознал. За Леонтием надобно сходить, пускай молитвы над ней почитает...
– За хворостиной нужно сходить, пускай дурь выбьет! Никакого почтения к родителю.
Шаги
Девушка облегченно вздохнула и начала потихоньку двигать лавку. В отличие от короба, та легко поддалась.
«А может упереть ее одним концом в край окна да с разбегу по ней взбежать как в гору? Видела, ребятня так забавлялась».
Тут опять за дверью послышался легкий шорох. Агафья пнула лавку к стене, поспешно усаживаясь на нее. Боязливо застонал тяжелый засов. В горницу крадучись прошмыгнула какая-то тень.
– Кто здесь?
– испуганно окликнула девушка.
– Это я - Устя!
Устинья распахнула, наброшенный на плечи платок, и на стенах заплясали отблески свечи.
– Что тебе угодно, матушка? Чай не спится?
– не ласково встретила ее Агафья.
– Да, какая я тебе матушка, - Устинья поставила светец на пол.
– Я ведь всего на семь лет тебя старше. Федор Евсеевич в баньку ушел мыться, потом как-нибудь постараюсь, чтобы он сюда не заглядывал. Вот одежа и убрус [1], а то застудишься.
Мачеха поспешно сняла с себя шубку и пуховый платочек.
– Бери. Из дома я тебя выведу, а дальше уж не знаю как. На воротах сторожа стоят.
– Мне бы только из терема выскочить, а со двора я всегда ускользнуть сумею, - Агаша поспешно укутывалась в теплые вещи.
– Попадет тебе от батюшки, коли прознает, - кольнула ее уже у двери совесть.
– Не прознает, коли к утру вернешься. Ты же к утру вернешься?
Агафья растерялась.
– Ты уж, возвращайся. Да глупостей каких не наделай, не надо. Слова, какие нужно ему в утешение, скажи, да домой. Обещаешь?
– Нет.
– Как нет?
– ахнула Устинья.
– Сама знаешь как, - ответила, что ударила, падчерица.
– Распутной меня считаешь, как и все, я думала ты не такая, - вдруг зарыдала мачеха.
– Устя, ты что? Не плачь!
– с запоздалым раскаяньем кинулась утешать ее Агаша.
– Это я так ляпнула, не подумав. Да я совсем так и не думаю. Правильно отец говорит, хворостина по мне без дела сохнет.
Устинья продолжала рыдать:
– Все, все здесь распутной меня считают, а в чем вина моя? Пять лет с мужем прожили, а детишек нет. А он кричал, мол, это ты виновата, подсунули девку порченную, да бил меня, уж так бил. Ты за родным батюшкой живешь, он тебе только грозит, а руку на тебя ни разу не поднял. А на мне места живого не было, и родные далеко, и заступиться некому. А потом его убили вместе с Иваном вашим в сечи одной, помнишь? И я вдовицей одинокой осталась, всякий обидеть может... Я в монастырь собиралась, видит Бог, собиралась. А тут Федор Евсеевич стал захаживать, подарки носить, а воеводе кто откажет? Да тебе не понять...
– Отчего же, -
– Он думал, я пуста, побалуется да прочь, греха и не приметит никто, а я понесла сразу же. Видать не во мне дело было. А отец твой на мне жениться-то не хотел, испугался, ходить перестал. И так мне страшно стало, так страшно. А он потом вернулся и в церковь повел венчаться. А я знаю, это ты его уговорила, да я за тебя Бога вечно буду молить, - Устинья бросилась целовать Агафье руки.
– Что ты, Устя, что ты? Не надо. Сам он так решил, да то все болтают.
– А ты глупости не твори, непорочной вернись. Ты, Агафья Федоровна, не знаешь, каким народ жестоким может быть, в лицо тебе насмехаться станут, а что ты воеводы дочь, так это еще хуже. Крут батюшка твой, обиду здесь многие на него таят, на бесчестье твоем отыгрываться станут.
– Пойду я, Устя. Пора мне, - Агафья скрылась в темноте дверного проема.
– Подожди, - кинулась догонять ее Устинья.
– Дай я впереди пойду.
Агаша дождалась, когда серп растущей луны спрячется за облако, и быстро перебежала через двор. Она знала, что где-то там, в укромном уголке есть лаз, через который своевольный Дружок удирает порезвиться на улицу. Где могучий пес пролезет, хрупкая дева всегда пройдет.
Девушка проскользнула между старыми санями, и стала обшаривать низ забора. Вот она дыра! Щедрый Устин подарок Агафья скинула на снег и полезла промеж досок. «Застряну здесь, вот стыдно-то будет». Выпорхнув всё же наружу, девушка отряхнулась и, протянув руку назад в лаз, вытянула за собой шубейку. Можно бежать дальше. Сердце с силой стукнуло, отдавая в уши, ноги потяжелели, голова закружилась. Надо, надо бежать...
И она побежала по пустынной улице, зябко кутаясь в платок, судорожно вдыхая тягучий ночной воздух. «Простите меня, батюшка с матушкой, дурная у вас дочь... Простите! Господи, помоги мне!»
Вот и заветный двор. В щели забора виден костер, вокруг которого, сгрудившись, греются люди, тихо переговариваясь. Агаша попыталась тихонько открыть покосившуюся калитку, но та надрывно взвизгнула, привлекая внимание. Вои у костра встрепенулись, быстро вскакивая, кто-то удивленно присвистнул. Самый старый седобородый, скинув шапку, поклонился, вслед за ним нагнулись и остальные, продолжая окидывать гостью любопытными взглядами.
– Мне Демьяна... Олексича... позовите... скажите, Агафья пришла, - еле слышно выдавила из себя девушка.
– Нижатка, беги к боярину, - толкнул старый крайнего воя. Парень стрелой сорвался с места и побежал к избе. У костра воцарилось молчание. Агаша смущенно смотрела себе под ноги, хорошо, что темнота скрывает алеющие щеки.
Через мгновение Нижата вылетел на двор.
– Боярин велел, чтобы домой шла. Да чтоб ты ей провожатых дал, а то темно уже, - обратился он к седобородому вою.
– Как домой!
– ахнула Агафья.
– Никуда я не пойду!
– Она толкнула с дороги парня и, подобрав поневу, побежала к двери.