Тамо далеко (1941)
Шрифт:
— Поделом! Нечего спать на посту!
Первый обиженно захлопнул рот и присел рядом с нами, оставив командира шептаться с комиссаром и подошедшим Радо.
— А что я, я ничего, как тут не заснуть, — тихо бубнил партизан дрожащим губами и вдруг поднял на нас подозрительно повлажневшие глаза: — Что теперь, меня расстреляют?
Могут. У коммунистов в этом времени нездоровая привычка к расстрелам, во всех врагов видят, а также «энергично и без пощады» избавляются от всяких там элементов, как завещал товарищ Тито.
Наконец, партизаны закончили сбор трофеев, собрались
— Сдайте оружие.
— С хренов ли? — хором удивились мы с Бранко.
— Мы четникам не доверяем.
— А кто тут четники? — опять удивились мы.
Комиссар посмотрел на нас, как товарищ Ленин на мировую буржуазию.
— Вот он, — я показал на пулеметчика, — вообще коммунист. А Лука скоевец.
— А ты кто? — все так же насупленно спросил комиссар.
— А я сочувствующий.
Комиссар хмыкнул, но все-таки попытался отжать самое ценное, пулемет. Я уж собрался устроить полноценный скандал — ну в самом деле, не трофеи же делим, а оружие, с которым в бой шли, но вовремя освободился Радо и поведал комиссару нашу эпопею. Тот малость отмяк, назвался Мило, то есть Милославом и даже руки нам пожал.
Когда закончили с трофеями, двинулись в Лескавицу. И опять без охранения, пришлось заняться этим самому. Бранко с новичком в арьергард, сам с Лукой справа, Марко со вторым новичком слева. Мило поглядел на наши маневры и принялся меня потрошить, что да зачем. Ну я ему, насколько помнил боевой устав, и объяснил о порядке движения пешей колонной. Он слушал, мотал на ус а под конец даже выслал вперед пару дозорных и спросил, откуда я это все знаю.
— Русский кадетский корпус, выпускной класс. Месяц всего недоучился.
— Это хорошо, что вы, товарищ, — признал меня своим комиссар, — из кадетов.
— Чем же?
— Видите ли… — запнулся он. — У нас крайняя нехватка людей с хоть каким-нибудь военным образованием.
— А что, офицеров совсем нет?
— Почти все офицеры у четников, у нас по пальцам пересчитать можно.
Вот это поворот… Даже в нашу Гражданскую треть золотопогонников служила военспецами в Красной армии, а тут, получается, надо все с нуля… Хотя может это и проще — не придется ломать укоренившуюся традицию. А Мило тем временем совсем развоевался и заявил, что офицеров стрелять надо. А равно и рыхлый и колеблющийся элемент в лице четников, попов и кулаков. Энергично и без пощады, ага.
— Только себе хуже и сделаете, — попытался я малость капнуть на мозги комиссару.
Но прямолинейная коммунистическая парадигма не предполагала такого поворота: как это, мы уничтожим внутренних врагов, а станет хуже? Не бывает такого! Кто не с нами, тот против нас!
— Ну вот расстреляете вы колеблющегося, остальные что, сразу к вам вступят? Нет, скорее убегут подальше, или спрячутся. А обиженные еще и мстить начнут, врагам вашим помогать. Вот и считай, одного грохнете, а троих оттолкнете.
— Это в тебе белогвардейская пропаганда говорит! — возразил Мило. — Наслушался от старших, вот и несешь.
— Так старшие говорили, что в России это в обе стороны работало. После белых расстрелов люди к красным подавались.
—
— Вот есть вы, левые. А есть правые и колеблющиеся, так?
— Так… — настороженно подтвердил комиссар.
— Как только вы уничтожите всех правых и колеблющихся, образуется пустое место и кто-то неизбежно его займет.
— А мы их тоже!
— Не сомневаюсь. Но появятся новые, а вы, вместо того, чтобы перетягивать людей к себе, так и будете стрелять своих.
— Троцкистские разговорчики, — процедил Мило.
— Ну вот смотри, — я подобрал валявшуюся суковатую ветку и сунул ее в руки комиссару. — Вот левый край, вот правый. Удали правый.
Мило пошарил у пояса, вытащил штык-каму, о котором мечтал Марко, и одним махом срубил правый край.
— Вот так!
— Так, да не так, — я показал на оставшуюся в руках ветку. — Все равно два конца, вот левый край, а вот новый правый. Давай, сруби правый.
— И срублю! — сверкнул нож и новый кусок упал на тропу.
— И опять, вот левый, вот правый. Руби правых!
На этот раз Мило хватанул со злости почти по собственному пальцу и, похоже, задумался.
Так мы и дотопали до Лесковицы, где я впервые увидел конного комбатанта: господа офицеры шпоры-то носили, но вот верхами я их лицезреть не сподобился. А тут три или четыре посыльных туда-сюда, туда-сюда, движуха! И партизаны такие деловые, ходят по пять-шесть человек почти строем, старательно изображая войско.
Нашу группу взял под крыло Радо и привел на постой в тот же дом, где обосновался сам. Там он покопался в мешке, выудил сверточек и выдал Бранко кусочек красной ткани и нитки с иголкой. А мне досталась шайкача с уже нашитой матерчатой звездочкой.
Покрутил я ее в руках, подумал-подумал, и надел.
Глава 11
Страсти по пулемету
Потертая железяка упиралась прикладом в ступеньки трема и при каждом повороте пускала тусклые зайчики блестящим от масла казенником — Марко любовался стоявшим перед ним пулеметом. Второй номер расчета на какое-то время стал первым, пока Бранко определили в лазарет, размещенный в доме главы општины. Сам глава недальновидно присягнул правительству Недича в Белграде и ныне числился в бегах — не самый худший вариант, если иметь в виду, что коллаборационистов партизаны могли и расстрелять без всяких сантиментов.
Бранко и Луку самоназначенные санитары пытались вернуть в строй, меня уволок для разговора комиссар, одинокий Марко ждал обещанного посыльного, чтобы дотащить вещи в назначенный нам для проживания брвнар. Ждал да игрался с пулеметом, на некоторое время заслонившим в мечтах Живку.
Да, через его руки уже прошло немало оружия — вальтер, штейр, сокольский карабин, маузер, висящий сейчас на шее шмайсер, но это же пулемет! Марко гладил цилиндрический дырчатый кожух, обшарпанную краску на скругленных углах крышки и покоцаный деревянный приклад с верхним выступом, похожим на рог. Прошелся по насечкам рукоятки затвора, потрогал прицел, нажал на защелку рядом с ним — из чистого любопытства.