Тамо далеко (1941)
Шрифт:
Хотя чего ждать, когда можно навалиться всей силой?
Вот и Радо говорил, что в Черногории, где коммунисты и офицеры выступили совместно, поначалу все прошло лучше некуда — итальянцы растерялись и в их руках остались только четыре крупных города. А всю остальную страну затопили совместные отряды, где коммунисты обеспечивали мобилизацию, а офицеры — подготовку и управление.
Но союз этот долго не протянул, командовавший в Черногории майор Лашич рассорился с уполномоченным от компартии Джиласом, а итальянцы тем временем перебросили в Монтенегро целых шесть дивизий. Лашич оставил свой
Хорошо что на церкви тренькнул колокол, а то бы прения сторон на партконференции продолжались без конца. Бранко спохватился, что скоро их сменят и что будет дальше, неведомо. Решили пока не возбухать, но находиться рядом и присматривать за амбарчиком, кабы чего не вышло. А Марко послать за теми бойцами, кто нам сочувствовал, чтобы потом снова встать в караул.
Смену привел давешний наредник, открыл дверь, проверил, что мы на месте, но в этот раз закурить не предложил. Новые часовые сели поодаль, так что я принялся вытрясать из связного подробности обстановки, но он все время сворачивал на пересказ статьи товарища Тито «Задача народно-освободительных партизанских отрядов». И что-то мне эти задачи не очень нравились — уж больно резко там проводилось размежевание. Это вообще родовая болезнь коммунистов, «кто не с нами, тот против нас», но, блин, за каким хреном устраивать красный террор? Написано-то гладко, «энергично и без пощады избавиться от рыхлых и колеблющихся элементов», а на деле такие призывы ничем, кроме расстрелов, не окончатся, и вместо массовой поддержки партизаны получат массовое недовольство. И я тут ничегошеньки сделать не могу со всем послезнанием.
Обед нам принесла новая смена во главе с целым потпоручником. Ну как обед — хлеб да каша, пища наша. Одно утешает, приговоренных обычно кормят получше.
Молодой офицерик с интересом смотрел, как мы вычищаем миски, а после, похоже, из неистребимого юношеского любопытства, захотел поговорить с арестантами и даже предложил нам папиросы из кожаного портсигара. Я-то отказался, а Радо с удовольствием задымил.
— Не пойму, зачем вы его застрелили? — потпоручник тоже закурил, обмахнул веточкой услужливо подкаченный кем-то из четников чурбак и присел у приоткрытой двери в амбарчик.
— Ну, знаете, когда на тебя идет с ножом такой громила…
— Ну так ранили бы его, в ногу или в руку! — он даже хлопнул веткой по щегольскому сапогу, словно показывая, куда надо было стрелять.
— Вот я в плечо и целил, да промахнулся.
Потпоручник ненадолго замолчал, помялся, а потом все-таки сообщил:
— Майор Джурич хочет устроить показательный военный суд, для укрепления дисциплины.
— Дисциплину разлагает бессмысленное ожидание.
— Мы военные, мы обязаны выполнять приказы командования!
— Ну и как вы намерены победить, если все время прождете? — съехидничал Радослав.
— Ну, например, — прищуриля офицерик, — мы устанавливаем контроль над местной властью, вербуем служебцев и жандармов. А еще можно договориться с итальянцами, а потом воевать с немцами.
Ох ты ж господи, стратег какой, кадет Биглер!
— Итальянцы
— Не скажите, итальянский король женат на черногорской принцессе, да и в Далмации итальянцы сколько веков? Венецианская республика! — он назидательно поднял вверх палец. — А вот немцы тут пришлые.
— Да никакой разницы, неужели вы думаете, что итальянцы хоть в чем-то пойдут поперек немцев? — попытался я пробиться через эдакую наивность, но не преуспел.
Он отмахнулся, как от назойливой мухи, но потом все-же поинтересовался, пощипывая реденькие усишки:
— Ну а вы что предлагаете, какую стратегию?
— Немцы завязнут в России и сломают себе хребет, — уверенно ответил я. — А чтобы это произошло побыстрее, нужно как можно больше и чаще пускать им кровь.
— Вы плохо учили военные науки, кадет, — с превосходством отбрил меня потпоручник. — Минск пал, Рига пала. Киев, Таллин и Смоленск падут со дня на день. И что дальше? Москва не продержится и до зимы!
Ну да. У Красной армии сейчас дела идут хуже некуда, котел за котлом и отступление, без малого напоминающее бегство. Но я-то знаю, что все повернется иначе:
— До Москвы немцы, может, и дойдут, только не возьмут. Вы не даже не представляете, насколько упорными становимся мы, русские, когда дело касается жизни и смерти.
Я почувствовал острое желание закурить и чуть было не попросил папироску, но вовремя опомнился — сколько мне еще бегать по лесам и горам с тяжелым железом? Лучше и не начинать дымить.
— Ну, — возразил офицер, — во всяком случае, Россия будет загнана так далеко, что не сможет влиять…
— Слушай, — зло прервал я стратега, — не позже нового года Гитлеру наваляют под Москвой. И еще затверди себе: Сталинград и Курск.
— Зачем? — оторопел собеседник.
— Когда немцы умоются там кровью, вспомнишь мои слова.
Радо смотрел на меня, открыв рот. Да и четники-караульные тоже пересели поближе и прислушивались. А потпоручник, решив, что со мной каши не сваришь, выкинул окурок, поднялся и ушел, приказав запереть дверь.
Связной поерзал и, наконец, выдавил:
— Откуда ты все это знаешь?
Меня аж скривило. Ну что тут скажешь?
— Немцы вязнут, это уже видно. Еще пара недель и начнется распутица, танки встанут, наступление заглохнет. Впереди зима, а русские зимой воюют заведомо лучше немцев, вот и все.
— А Курск и Сталинград? — с надеждой спросил Радо.
— Да что в голову пришло, то и брякнул. Надо же было ему как-то рот заткнуть.
Радо вздохнул, пошевелил бровями, но не стал впадать в задумчивость, а наоборот, перешел к действиям.
— Ты правильно сказал, что надо пускать немцам кровь побольше и почаще, — решительно встал он у двери и выглянул в щелочку. — Мой долг сражаться. Я убегу, ты со мной?
— Да как, если снаружи часовые?
— У меня пистолет есть.
Ну да, Бранко и Лука нас ведь не обыскивали, это только я такой балбес, что ничего не спрятал. Но тут Радо вытащил из складок пистолет и я чуть не заржал — маленький дамский браунинг с перламутровыми щечками. Уж не Верицын ли?
— Даже не думай, — накрыл я его руку. — Наши должны заступить в следующую смену, уйдем все вместе.