Танцор смерти. Дорога домой. Полет орлов. Исав
Шрифт:
— Возьми управление на себя, — приказал он Тиму.
— Вас понял, — ответил второй пилот, беря штурвал.
На связь вышел Чикагский диспетчерский пункт подхода:
— Девятка «Сара-Джульет», снижайтесь до четырех тысяч. Продолжайте следовать по курсу.
— Вас понял, Чикаго, — сказал Тим. — Произвожу снижение с восьми на четыре.
Карни переключил частоту и связался по юникому с офисом компании. Услышав голос Рона Тэлбота, он попросил его переключить вызов на свой домашний номер.
В тот момент, когда Тим произносил
«Ну, Перси, ответь! Где же ты? Прошу тебя...»
Снова вышел на связь диспетчерский пункт подхода:
— Девятка «Сара-Джульет», снизьте скорость до ста восьмидесяти. Свяжитесь с диспетчерской вышкой.
— Вас понял, Чикаго. Сто восемьдесят миль.
Три гудка. «Куда же она подевалась? Что случилось?»
Двигатели натужно гудели. Гидравлика стонала. В наушниках трещали атмосферные разряды.
Тим пропел:
— Закрылки на тридцать градусов, выпускаю шасси.
И только тогда наконец в наушниках послышался щелчок и голос жены произнес:
— Алло?
Карни с облегчением рассмеялся и уже открыл рот, чтобы ответить, когда самолет вдруг содрогнулся от чудовищного толчка — столь мощного, что у него с головы сорвало массивные наушники. По кабине разлетались искры и куски металла.
Оглушенный, Карни инстинктивно схватил штурвал левой рукой — правой у него больше не было. Он повернулся к Тиму и увидел, как его окровавленное тело тряпичной куклой вываливается через зияющую в фюзеляже дыру.
— О Господи! Нет, нет...
Затем от распадавшегося на куски самолета отвалилась кабина, оставив крылья и двигатели в шаре огня.
— Ох, Перси, — прошептал он, — Перси...
Большие, как астероиды, желтые, цвета кости.
Песчинки светились на экране компьютера. Подавшись к экрану, застыв так, что затекла шея, сидел мужчина — глаза напряженно сощурены, весь внимание.
Вдалеке погромыхивала гроза. В этот ранний утренний час небо было желто-зеленым, надвигалась буря. Самая дождливая весна на его памяти.
Песчинки...
— Увеличить, — распорядился мужчина, и изображение тотчас увеличилось вдвое.
«Странно», — подумал он.
— Курсор вниз. Стоп.
Он опять подался вперед, напряженно изучая экран.
Песок, размышлял Линкольн Райм, — подарок для криминалиста. Он пристает к одежде, как краска, и весьма кстати объявляется на месте преступления, связывая убитого и убийцу. Кроме того, песок может очень многое рассказать о том, где побывал подозреваемый. Матовый песок указывает, что тот был в пустыне, светлый — что на песчаном берегу. Вулканический — Гавайи. Кварцевый — Новая Англия.
Но откуда взялся именно этот песок, Райм определить не мог. В Нью-Йорке песок в основном либо кварцевый, либо из полевого шпата. У пролива Лонг-Айленд — каменистый, на Атлантическом
За окном что-то мелькнуло. Его соседи — два сапсана — собирались в Центральный парк на охоту. «Берегитесь, голуби», — подумал Райм и вдруг насторожился.
Он услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Том впустил посетителей: здоровяка Лона Селлитто, детектива первого класса из Полицейского управления Нью-Йорка, и его напарника Джерри Бэнкса, постройнее и помоложе, в элегантном сером костюме, со светлым вихром обрызганных лаком волос. Тучный Селлитто осмотрел комнату.
— Скажи-ка, Линк, что здесь изменилось?
— Ничего.
— А я вот понял, — вставил Бэнкс. — Здесь стало чисто.
— Разумеется, чисто, — заметил Том, безупречный в своих отутюженных светло-коричневых брюках и белоснежной рубашке с цветастым галстуком. Галстук, по мнению Райма, был слишком кричащим и не вписывался в ансамбль, хотя он сам же и подарил его Тому, выписав по каталогу.
Помощник состоял при Райме уже несколько лет, в течение которых Райм дважды его увольнял, а один раз тот сам взял расчет. Том разбирался в параличе четырех конечностей не хуже иного врача, а благодаря Райму настолько поднаторел в криминалистике, что легко мог бы сделаться детективом. Но его вполне устраивала должность «мужчины-сиделки», как ее называли в страховой компании. Райм величал Тома то «заботливой наседкой», то «наказанием Господним», чем доставлял ему бесконечное удовольствие. Теперь помощник кругами ходил вокруг посетителей.
— Он был против, но я нанял уборщиков, и они отдраили весь дом. После этого он не разговаривал со мной целый день.
— Нечего было убираться. Теперь я ничего не могу найти.
— Но ему и не надо ничего искать, — возразил Том. — Для этого есть я.
Райм не был расположен к шутливой болтовне.
— Ну? — обратился он к Селлитто. — Что нужно?
— Есть дело. Думал, вдруг ты захочешь помочь.
— Я занят.
— А это что такое? — спросил Бэнкс, показывая на новый компьютер у постели Райма.
— О, — до отвращения жизнерадостно ответил Том, — это сверхновинка. Покажи им, Линкольн. Покажи, как он работает.
— Не хочу я ничего им показывать, — огрызнулся Райм.
— Он просто смущается, — заметил Том. — Не знаю, что на него нашло. Еще вчера он очень гордился этим устройством.
— Вовсе нет. — В этот момент Линкольн Райм мог думать только о микроскопических вкраплениях в песчинках.
Том же тем временем продолжал:
— К компьютеру подключен микрофон. Компьютер понимает все, что говорит Райм.