Танцующая для дракона
Шрифт:
— Непробиваемый!
— Поэтому этот мир избавится от меня только в тот день, когда мое пламя угаснет, — смех Даармархского был низким и хриплым: таким же, как его голос.
— Все только и говорят, что ты на ней помешался, — вплетенная в ее голос ядовитая горечь звенела в по-девичьи высоком голосе. — Что ты не ходишь к Ибри и остальным, что…
— Я не стану обсуждать это с тобой. Возвращайся к себе, Хелли.
— Как скажешь, — смирения в этом голосе было ровно столько, сколько во мне под печатью таэрран огня.
Легкие
Тишина.
Только сейчас поняла, что почти не дышала все это время. Что даже гул океана поглотил голос Даармархского и его пламя, к которому я тянулась неосознанно, сама того не желая, отчаянно, яростно, всей запечатанной сутью.
Глубоко вздохнула, медленно стекла по стене. Ухватилась за уступ и бесшумно скользнула на балкон.
Обернулась — и дыхание снова замерло в груди.
Пламенный взгляд дракона ударил в меня, чудом не отшвырнув назад.
За перила.
Одно движение — и пальцы Даармархского сомкнулись на моей шее, а я оказалась распластанной по колонне. Холод камня вливался в обнаженную спину, вязь таэрран раскалилась под широкой ладонью.
— Ты все слышала.
Это был даже не вопрос, приговор. Я прочла его в алом пламени, ворвавшемся в меня с яростной силой. Огнем прокатившись по венам, оно плавило изнутри, разрастаясь пожаром, способным испепелить дотла.
— Я пришла к тебе.
Ответ родился сам собой.
Я ничего такого не думала, даже не представляла, что с губ сорвутся эти слова, но они сорвались. Или ворвались в хриплый шепот: единственное, на что я сейчас была способна.
Ладонь, удерживающая меня, дрогнула. Он чуть ослабил хватку, но жесткий излом губ и едва уловимо дрогнувшие крылья носа по-прежнему выдавали в нем зверя. Пламя больше не жгло, я снова могла дышать, только раскаленный воздух скользил по коже. Одна-единственная ошибка — и все.
Я сорвусь.
Так же, как у той башни, огибая которую мне приходилось вглядываться в запечатанную камнем неизвестность, слушая рокот океана за спиной. Сейчас я снова встречала каменный взгляд, вот только камень этот был раскален. Раскален настолько, что даже мрамор под моей спиной разогрелся.
— Я искала встречи с тобой. Мэррис мне отказала.
— Зачем?
Шаг — и я снова стою над пропастью, а в тело впивается острый угол камня. Этот угол — прикосновение его локтя к лифу и близость, которая мешает мне мыслить здраво.
«Держи равновесие и думай о том, куда хочешь прийти».
Сколь бы ни была велика его сила, Даармархский — мужчина. Всего лишь мужчина, и он меня хочет. Пусть даже в слова Хеллирии верилось слабо (что из-за меня он отказался от Ибри и остальных), я помнила ответ его тела в ту ночь, на моем балконе. Я чувствовала сжигающий его огонь, ураганный, неистовый, и этот огонь был единственным, что могло меня сейчас спасти.
— Из-за нее, — я положила
Пальцы на моей шее сжались сильнее, а потом расслабились. Чего нельзя сказать о его лице: сейчас оно было еще более хищным. Сквозь мужские черты проглядывал дракон, и раскаленная родовая печать на его груди полыхала так, что одежда начинала дымиться. Ладонь Даармархского скользнула по моей шее и ключицам, обманчиво-легко, а потом он отступил. Вглубь балкона, прислонившись к каменной кладке, наполовину занавешенной балдахином вьюна.
— Раздевайся, — последовал приказ.
Прямо здесь?
Я прикусила губу, удерживая готовый сорваться вопрос, но тут же исправила эту оплошность, облизнув пересохшие губы. Видеть глаза Даармархского отсюда я не могла: их почти полностью скрадывала тьма, так же, как и резкие черты, поэтому просто подхватила сплошной облегающий лиф, протягивая его наверх и снимая через голову. Чувствуя, как остывающий воздух бежит по разгоряченной коже, как стягиваются тугие вершинки сосков, когда плотная ткань скользит по ним, задевая краями и освобождая внезапно ставшую тяжелой грудь.
Избавилась от легких удобных туфель, а после, положив ладони на шаровары, медленно потянула их вниз.
Он смотрел на меня, но я смотреть на него не могла. Точнее, не могла видеть его реакцию, и все, что мне оставалось — лишь продолжать. Оставшись полностью обнаженной, выпрямилась, когда последовал следующий приказ:
— Расплетай волосы. Медленно.
Коснулась пальцами ленты, развязала ее, пропуская сквозь пальцы. Тяжелые пряди, освобождаясь одна за другой, падали на плечи и грудь, скользили по коже шелком, стекая до талии.
— А теперь танцуй, девочка, — негромко произнес он. — Танцуй для меня.
Втекающий в меня через ступни холод сейчас был и то более жарким, чем его голос, но я отмела эту мысль. Вздохнула (глубоко, позволяя воздуху наполнить каждую клеточку тела), а потом мысленно отбросила себя в свое первое выступление.
Перед глазами мелькнула возносящаяся к небесам башня, на которую мне предстояло подняться, и высота, с которой предстояло упасть. Музыка — тишина и звучание сердца, первый удар барабанов.
Я скользнула по мрамору: коснувшись пальцами колонны, отрываясь от пола и взлетая на перила. На перила или на натянутый до предела канат, по которому шагнула, раскинув руки. Ветер подхватил волосы, взметнул их, чтобы опустить на обнаженное тело покрывалом.
Удар барабанов.
И еще один шаг вперед.
Я медленно приближалась к центру, чувствуя, как от рождающегося внутри чувства разогревается кровь. Понимая, что идти нужно только вперед, и не думать о том, что делаю, потому что иначе я не полечу вниз, а упаду.