Танцующая на лепестках лотоса
Шрифт:
— Тогда мы должны атаковать чамов, прежде чем они обнаружат нас здесь.
— И мы обязательно атакуем. Но пока мы не готовы сделать это.
— Объясни почему.
Джаявар вытер пот со лба.
— Потому что большинство сиамских наемников еще не прибыли. К тому же еще не вернулись из Ангкора наши лазутчики. Мне не хватает данных о численности чамов, об их оборонных порядках, и я еще не до конца продумал план сражения.
— Сколько тебе нужно времени?
— По меньшей мере полмесяца. Мы проведем Праздник плавающих фонариков, а после него атакуем.
Аджадеви вздохнула и пробежала взглядом по
— Что? — спросил Джаявар, разворачиваясь, чтобы лучше видеть ее.
Она подошла к башне и прикоснулась к фигуре одной из танцующих женщин.
— Бантей Срей не уносит человека ввысь, но из всех храмов, наверное, я люблю его больше всего. — Кончики ее пальцев скользили по каменному лицу, задержавшись на глазах. — Хотя этот храм был воздвигнут не королем, а обычным человеком.
— Ну и что из этого следует?
— Возможно, не стоит прикладывать столько усилий, чтобы самому разработать план битвы. Возможно, среди нас, обычных людей, есть кто-то, кто знает, как организована оборона чамов, и может подать тебе неплохую идею.
— Но ведь я спрашивал у всех, и никто не отозвался.
— Спроси еще раз, — сказала она, разглядывая небольшую группу кхмерских воинов, собравшихся возле храма.
«Настроение у них неважное», — подумала она, заметив, что они не подтрунивают друг над другом, как обычно.
— Ты должен вдохновить их, — заявила она. — Ты должен вдохновить своих людей.
— Понятия не имею, как это сделать, но, может быть, у тебя есть какие-то соображения на этот счет?
— Ты должен сделать плавучий фонарик для праздника. А когда мы будем его отмечать, ты запустишь фонарик вместе с остальными. Пообщайся со своими людьми запросто, как ты общаешься со мной. Не как король, а как человек, который любит их и который за них переживает. Скажи им, что мы выиграем это сражение и что оно того стоит, так как, когда мы победим, наша империя станет даже более великой и более прекрасной, чем раньше.
Раздался лай собаки, а отраженное от стен эхо подхватило его и разнесло по округе.
— Посмотри по сторонам, Джаявар, — продолжала она. — Ты видишь, как вдохновляют людей храмы? В них и сейчас осознаешь, о чем мечтали их создатели. Ты должен вдохновить наших людей точно так же, как это делают наши храмы, — убеждая их в том, что они являются частью чего-то более великолепного и величественного, чем они сами. Кхмеры верили в это всегда, и мы должны продолжать в это верить.
Рука его, лежавшая на эфесе висевшей в ножнах сабли, потянулась к каменному лицу, которого только что касалась она.
— Когда я ухаживал за тобой, твой отец как-то сказал мне, что он безмерно гордится тобой.
— Он действительно так сказал?
— Он сказал, что я пришел в эту жизнь в первую очередь для того, чтобы заботиться о тебе и лелеять тебя, и он был прав. Хотя было время, когда я жаждал власти и богатства, эти желания с годами ослабевали. Теперь же я просто стремлюсь к тому, чтобы война поскорее закончилась и мы с тобой могли бы вместе провести
— Но мы не должны проводить их праздно, любовь моя, нам еще очень многое нужно сделать.
— Согласен. И эти свершения станут вершиной и твоей и моей жизни.
Она улыбнулась, представляя себе будущее без смерти и отчаяния, когда думать можно будет о том, как поделиться своим благоденствием с теми, кому повезло меньше.
— Когда война закончится, — сказала она, — мы построим лечебницы, дороги, новые дома. Но мы также построим храм в твою честь, храм, на стенах которого будет твое лицо.
Он покачал головой, соскребая с резного изображения пятно зеленоватого лишайника.
— Ты превращаешь меня в кого-то более значительного, чем я есть на самом деле.
— Возможно.
— А что мне сделать в твою честь, когда закончится эта война?
— Продолжай жить, Джаявар. Лучше ты не сможешь почтить меня. Враг снова придет за тобой, а ты мне нужен живым.
Он уже открыл рот, чтобы ответить ей, но тут раздался сигнал рога. Он прозвучал дважды: это означало, что приближается группа союзников, скорее всего кхмеров. Четыре сигнала указывали бы на присутствие чамских воинов. Ладонь Джаявара вновь опустилась на рукоятку сабли.
— Пойдем, моя королева, — сказал он, — посмотрим, кто к нам пришел.
Она смотрела, как он удаляется. Ей так знакома была его походка! Сделав несколько шагов, он обернулся, похоже, удивившись, что ее нет рядом с ним. И она пошла за ним, как делала всегда, как будет делать и впредь. Она взяла протянутую ей руку и сжала ее; в этот момент внутри у нее что-то дрогнуло; она осознала неизменность все еще непонятной природы их связи.
В одном из внутренних дворов храма Ангкор-Ват Тида наблюдала за тем, как Индраварман практикуется в боевом искусстве. Сейчас он орудовал бамбуковым шестом, как и двое его противников. Будучи меньше его ростом, они оба искусно владели этим оружием, и к тому же противостояли они ему по очереди. Тида несколько раз видела, как дерется Индраварман, но не могла припомнить, чтобы он атаковал с такой яростью. Его шест неутомимо ударял и колол, со свистом рассекая воздух с такой скоростью, что его почти не было видно. Каждый из его соперников уже получил немало болезненных ударов, на месте которых начали проступать синяки. Но Индраварман, действуя беспощадно, продолжал атаковать, когда они отступали, используя при этом и шест, и кулаки, и даже ноги. На сером песчанике отчетливо были видны темные капли пота и крови.
Когда Индраварман повернулся спиной к ней, Тида перевела взгляд на великолепные башни храма Ангкор-Ват, надеясь, что их величественный вид заглушит воспоминания о прошедшем дне. Вчера она стояла возле короля, когда во двор храма согнали четыре сотни кхмеров, которых затем окружили воины и закололи копьями, сваливая трупы в кучу. Их оставили там на всеобщее обозрение. Жены и дети погибших жались друг к другу и отчаянно голосили; их крики до сих пор звучали в ушах Тиды. Она раньше никогда не видела такого ужаса, и теперь при мысли об этом у нее начинали трястись колени. В какой-то момент она стала умолять Индравармана прекратить побоище, но он с такой злобой взглянул на нее, что она тут же замолкла.