Танцующие с тенью
Шрифт:
До тех пор, пока мы видим себя отдельными от Вселенной, мы остаемся во власти желания. При этом все будет выглядеть как нечто реальное и постижимое, а не как продукт наших дуалистических привычек мышления. Буддийское тантрическое решение этой проблемы простое: пребывай в желании, не отрицая его. В такой позиции мы избавляемся от чувства отдельной самости, отказываясь от эго и входя в пустоту безусловной реальности, то есть в жизнь, не обусловленную привязанностью и желанием, «под пустыми осенними небесами». Такой пустотой пробуждается сострадательность всадника просветления. Она его не останавливает, ему очень нравится в нее скакать. «Как близко величие к нашему праху», — говорит Эмерсон. Есть в смирении, свободе от высокомерия эго и в просторе, свободе от его фундаментальности что-то, что
Обратите внимание на поразительное сходство между цитатой-эпиграфом из Ван Чанлина и следующим отрывком из «Книги Иова», в котором тоже говорится о той же сострадательности: «…чтобы шел дождь на землю безлюдную, на пустыню, где нет человека, чтобы насыщать пустыню и степь и возбуждать травные зародыши к возрастанию» (Иов. 38:26–27).
Нирвана — вот как можно описать блаженство освобождения от самообмана эго. Это истинная реальность, когда мы отказываемся от утешающих ограничений, присущих нашей привязанности к «совершенно другому» богу-спасителю. В нирване оказываются не так, как по традиционным представлениям оказываются на небесах. Ты просто пробуждаешься здесь и сейчас к тому, что уже в тебе и всегда в тебе было: «Само это место: да, лотосовый рай». В перспективе произошло изменение, хотя никаких объективных изменений не было: как будто выясняется, что ты близнец (всегда и уже).
Эта радость осознания своей истинной природы создает в нас богатство, необходимое, чтобы с любовью взаимодействовать с миром. Пробужденный Будда никогда не старается стать сострадательным. Он становится таким автоматически, просто благодаря пробуждению. Что же такое пробуждение? Это свобода от дуализма в оценке нас самих и наших страхов, нас самих и наших желаний, нас самих и всего сущего. Тогда сострадательность — единственный вариант.
Цель человеческой эволюции не в том, чтобы освободиться от страха или желания, а в том, чтобы освободиться от привязанности к ним. Наша работа — удерживать напряжение между ними и делать это расслабленно и непринужденно. Это путь, который открывается между полярностями, когда обе они в наших объятиях, словно младенцы-близнецы у щедрой материнской груди. Это малыши, которые, когда подрастут, превращаются в Храброе сердце и Рог изобилия и, закатав рукава, сажают цветущий сад мира и собирают урожаи, обогащающие всех.
Заметьте, ничто из вышеперечисленного не отменяет одну последнюю и ироничную возможность, которую так четко формулирует дзен-ученый Юбер Бенуа: «Бесплодная попытка объять необъятное — вот что ведет к пробуждению!» Иногда неистовость желания — это как раз то, что нужно, чтобы показать нам пустоту желаемого. Не зря тибетцы называют разочарование самой быстрой колесницей к просветлению. Тяжелое разочарование резко швыряет нас в простор, где появляется прозрение Самости, в «бескрайнюю пустошь, куда никто не ходит», — или может быть остановлен. «Пустые осенние небеса» предвещают время сбора урожая, но вместо этого мы видим здесь только «бескрайнюю пустошь», и поэтому тут царит всепроникающее разочарование.
Только когда улетучиваются все ожидания, появляется всадник просветления. Когда никто не пришел к нам на помощь, приходит он. В попытках нашего побежденного эго познать тайны жизни мы наконец улавливаем проблеск трансцендентного плана, который всегда был в работе. Всадник все время скакал к нам, в нашем направлении. Нам же достаточно просто стоять спокойно и осознанно, глядя, как всадник просветления, силуэт которого виднеется на фоне восходящего солнца, машет нам рукой.
ПРАКТИКА
Прочитайте вслух написанное далее. Запишите это своими словами и повторяйте каждый день, пока не перевернете последнюю страницу этой книги.
Я хочу наслаждаться желанием и быть свободным от его власти надо мной. Я способен освободиться от привычки хвататься за преходящее и верить, будто оно постоянно будет осыпать меня дарами. Угодив в ловушку
Самая закоренелая и коварная привычка эго — верить, будто то, что мне нужно, находится вне меня. Быть обманутым таким пустым обещанием — самое серьезное препятствие на пути к просветлению. Отрекшись от вечной тревоги об этом необходимом мне внешнем, я высвобождаю свой безграничный внутренний неиспользованный потенциал. Это отречение заключается в отказе не от человеческих удовольствий, а от непропорциональных ожиданий от этих удовольствий. Перестав бродить по улицам в бесплодных поисках, я наконец могу спуститься в винный погреб собственного дома, где пылятся штабеля бутылок, ожидая, когда их откупорят. То, чего мне не хватает, всегда было со мной; я — самое лучшее вино, прибереженное напоследок и ждущее, чтобы его налили. «Это Я, не бойтесь».
РЕАЛЬНОСТЬ И Я: ДАЛЬНИЕ РУБЕЖИ МАЙНДФУЛНЕС
Когда ум безмятежно покоится в единстве сущего, дуализм исчезает сам собой. Сэн Цан[56]
Если мы примиряем враждующие противоположности, которые дергают нас за ниточки эго, а затем преодолеваем их, значит, мы находимся на духовном пути. Когда мы перестаем бороться с ними и просто удерживаем их до момента исцеляющего примирения, мы становимся здравомыслящими и пробужденными. Так мы даем себе то, чего всегда хотели от других: уделяем активное внимание стоящей перед нами реальности без осуждения, страха, контроля, ожидания или цепляния. Внимание означает паузу. Мы на какое-то время задерживаемся между стимулом и реакцией, между мыслью и действием — так же, как делаем это между вдохами. Это майндфулнес, наша осознанная медитативная реакция на дыхание здесь и сейчас. Это форма самоотражения. В таком внимании к тому, что есть, я отражаю и воспроизвожу себя и клянусь в верности реальности, стоящей за моими текущими трудностями, а не убеждениям и представлениям моего эго о ней. Это сила майндфулнес пробуждает нас, по словам Шекспира, «подобно жаворонку, с зарей встречающему лучи, что над угрюмою землей распелся у ворот небесных»[57].
За внешней видимостью (условной реальностью) стоит бесформенность (невидимая реальность). Эта невидимая реальность не имеет своей отдельной сути, присущей изначально (автономной, ничем не обусловленной), — это пустота, пространство. Связь между ними осуществляется через душу. Видимость — это ян, внешняя мужская энергия. Инь — это женская энергия, пустота, внутренний простор, не ограниченный какой-либо формой. А реальность в целом — это фигура и фон, объединенные друг с другом. Следовательно, целостность — это то, что мы упускаем, видя мир привычным способом. Я не вижу целой картины, когда фокусируюсь на чем-то одном или когда угождаю в ловушку драматических прикрас вещей или событий. И еще меньше я вижу, когда одержим чем-то или зависим от чего-то. В этом состоит главная опасность привязанности к страху и желанию. (Хотя тут нас может утешить тот факт, что страх и желание не абсолютны. Они всегда относительны, их всегда можно оценить по шкале от одного до десяти.)
Как же мне связаться с фоном своей реальности или с фигурой, слившейся с фоном, если я погряз в наслоениях эго? Поймать эту разницу невозможно, она неуловима для человеческого глаза. Чтобы увидеть полную картину, мне нужно нечто большее, чем глаза, большее, чем сфокусированное внимание. Пристальное, сосредоточенное внимание позволяет мне увидеть только фигуру. Для полноты картины необходимо внимание рассеянное, без привязанности к чему-либо одному, — нужен майндфулнес. Только в этом состоянии появляется фон всего сущего.