Танцующие с тенью
Шрифт:
Религиозный фундаментализм отрицает ценность источников знания и правомерность традиций, за исключением собственных. Это еще один пример религии, созданной по образу надменного эго, которая предполагает, что ей не нужно ничего, кроме собственной веры и убеждений. Игнорировать или принижать науку и ученых, скажем, в деле толкования Библии — значит отрицать ценность образования за исключением собственного. Фундаментализм — это в конечном счете отрицание любой высшей силы, нежели та, которую способно допустить ограниченное и обычно напуганное эго. Это становится все заметнее в нашем обществе и проявляется в форме силы коллективной негативной тени религии, крайне скверно сказывающейся на свободе.
Термином нуминозный описывают божественное присутствие. Это слово происходит от латинского numen,
Подружившись с архетипом тени, мы радушно приветствуем спящего великана — все силы, дремлющие внутри нас. Для древних людей эти силы, которые они осознавали во Вселенной и в себе, персонифицировались в виде богов. Склонные к буквальности воспринимали эти персонификации как реальных персонажей. Однако всегда находились люди более осведомленные, которые видели в них метафоры сил, присутствующих в человеческой душе и во Вселенной, как имманентно, так и трансцендентно. Эти же люди в конечном счете увидели душу и Вселенную как два аспекта одной реальности. Персонификации никогда не считались средством предоставления физических доказательств. Это факты психические, духовные, а не физические. Зрелая вера берет эти факты и реализует их в видимом мире в форме любви.
Кольридж говорит: «Понятные формы древних поэтов, справедливая гуманность старой религии… все это исчезло… Но сердцу все еще нужен язык; древний инстинкт все еще возвращает древние имена». Атеист отрицает Бога, но все равно может испытывать тоску по абсолюту. В этом смысле способность атеиста к трансцендентности становится тоской по ней. Действительно ли это атеизм? А может, атеисты — это всего лишь те, кто отрицает существование чего-либо за пределами эго и за рамками того, чему рациональная традиционная наука может найти эмпирические доказательства?
Некоторые истины о нас и о нашем путешествии легли в основу унаследованных нами религиозных концепций. Например, в данном контексте ангелы и дьяволы являются метафорами энергий, помогающих и причиняющих нам страдания без какого-либо контроля с нашей стороны. Делая акцент на доказательстве фактической или буквальной природы этих метафор, мы оказываемся в ловушке: мы редуцируем, урезаем трансперсональное до личностного.
Как уже говорилось выше, Будда, которого почитают сейчас, — это не историческая личность Гаутама, а воплощение просветленности, пробудившейся в нем и пока скрытой в нас: «Само это тело: да, Будда». Мы преклоняемся как перед его актуализированной просветленностью, так и перед своей потенциальной, дремлющей в нас и пробужденной в нем. Одна из сутр гласит: «Освободившись от эго, ты узнаешь, что ты Будда». Об этом же говорит и японский мыслитель, патриарх дзен Догэн Дзэндзи: «Это рождение и смерть [наши] — жизнь Будды». Осознание Христа, как и осознание Будды, не имеет отношения к исторической фигуре Иисуса. В сущности, святой Павел почти никогда не упоминает событий из его жизни. В психодуховном мире психики пришествие Мессии трактуется как событие внутреннее, как осознание Спасения — спасения от рабства страхов и желаний эго. Это освобождение от ловушек раздувания эго ради открытости божественному и смиряющему движению к целостности. Это то «движение, но не силой» эго, о котором говорит Лао-цзы.
В трансцендентном смысле Иисус и Будда не боги; они не «совершенно другие». Они наглядно демонстрируют возможности более дальних пределов
ЗЕМЛЯ И Я
Если личность — это Вселенная в миниатюре, то каждое наше воспоминание и образ — такая же часть природы, как ветры, пески и звезды. Джин Хьюстон[54]
Еще один дуализм, в ловушку которого легко угодить, — противопоставление себя Земле. Это ведет к отчуждению от природы. Мы будто по-прежнему думаем, что Земля плоская, что это объект для нашего пользования. На самом же деле Земля — живое существо, ведь она питает себя, меняется, проходит через циклы жизни и смерти, осознанно стремится к единству. Ее живая энергия постоянно движется, она неизменно музыкальна, в слиянии с любовью. Как только мы признаем и начинаем чтить этот факт, наше отчуждение от Земли трансформируется в общность. И тогда монохромный мир открывается для неисчислимого разноцветья радуг.
Человеческое сознание — это то, как Вселенная думает о себе. Мы не живем на Земле — мы часть ее образа жизни, ее живые элементы. Мы органы, с помощью которых Вселенная выживает. Только наше непонимание и предвзятость заставляют нас думать, что все это существует отдельно или что мы находимся на Земле точно так же, как можем стоять, скажем, на бетонном полу. Человек — один из биологических видов природы, а не ее оппонент и уж точно не ее правитель. У древних людей не было сложных эго, отделявших их от вещей в природе. Чтобы достичь более осознанного единения с природой, нам следует решительно отделаться от того, что сейчас стоит между нами и ней, то есть от дуализма «я здесь» и «она там».
Закрытое эго, смотрящее на мир как на нечто отдельное, видит только смерть и конец и живет в страхе. Открытая Самость, которая едина с природой и считает времена года своими, знает, что смерть — это не конец, а лишь часть продолжающегося цикла. Именно так природа объединяет противоборствующие силы и становится источником и причиной радости. На самом деле, поскольку Вселенная продолжает развиваться, она все еще создается. То, что мы, люди, «созданы по образу и подобию Божьему», означает, что природа с нами еще не закончила, что она еще может много чего нафантазировать. Мы — конкретный момент творения, в котором становится видимой текущая работа созидания/эволюции. Джозеф Кэмпбелл говорил, что наше нынешнее благоговение перед Землей есть возрождение священного, это высвобождение творческого воображения, взаимной любви и даже мистицизма.
Пышнее всего это архетипическое сращение человеческого/божественного/земного чествовали в древности в греческом городе Элевсине. Там ежегодно разыгрывали мистерии Деметры и Персефоны. Древние греки воспроизводили возвращение Персефоны в сопровождении Гермеса к ее матери Деметре после того, как ее изнасиловал и забрал в подземный мир Аид, теневой властелин смерти. Деметра, богиня земледелия, глубоко горевала об этой утрате, и, пока не было Персефоны, бесплодие опустошало землю. А как только ее дочь освободилась, Деметра позволила посевам снова расти. Так жизнь и смерть достигли соглашения. В конце концов Деметра решила принять тень (Аида), а не уничтожать ее. Обратите внимание на парадоксальную метафору в этом сочетании противоположностей: растительная жизнь возникает вследствие исчезновения (посадки семян); Персефона исчезает, а затем появляется вновь, и с ней приходит обильный рост растений. Этот миф демонстрирует, что для полного оплодотворения земли (или психики) Деметры и Персефоны недостаточно. Для этого требуются как светлые, так и темные времена года. Аид, темная сторона, является необходимым ингредиентом этого процесса. Физическое и духовное плодородие требует как мужской, так и женской энергии, как яркого солнца, так и холодной тени.