Танец для живых скульптур
Шрифт:
Там, где были сады их столиц, теперь прокладывают нефтепровод.
Они сгинули, мир остался, он стряхнул их, как соринку с камзола, одно небрежное движение - и их нет.
Лишь победив смерть, можно победить мир.
А победить смерть - значит подчинить себе время.
Сделать свои движения движениями этого мира, своё лицо - его обликом, свой голос - хором его голосов.
Посмотри на свои детские фотографии - вот ты грудной ребёнок, упакованный в пелёнки, вот ты сидишь на горшке, вот тебе три года,
Ты изменился с тех пор, но разве ты назовёшь это смертью?
В таком случае, ты умираешь каждое мгновение, потому что каждое мгновение ты неуловимо меняешься. Так движется часовая стрелка.
Принципы манипуляции очень просты. Слабые места - не те, что причиняют боль, а те, что доставляют удовольствие. Никогда не вторгаться в сферы жизненных интересов, но всегда контролировать их.
Эти принципы очень просты, но почти невозможно создать схему столь тонкую, чтобы она оставалась жизнеспособной сколько-нибудь долго. Это всё равно что пытаться одеться в туман - малейшее дуновение ветерка - и ты голый.
Даже располагая незначительными силами, но мобилизовав их в нужный момент в нужном направлении, можно достичь очень и очень многого.
Манипуляция - это никогда не то, что называется манипуляцией.
Я знал это уже тогда, когда мало ещё что понимал. Предстояли месяцы и годы пути, и я толком ещё не разбирался ни в чём и почти ничего не умел.
Но с самого начала мой мир был совсем другим, хотя внешне... Так ли он отличался внешне?
Не знаю. Кажется, мне просто не с чем сравнивать.
Однажды я решил посетить город, в котором прошло моё детство.
Это было в июне, спустя три года после того, как я встретил Леди, и спустя десять лет с того дня, когда я покинул его, уезжая в столицу.
Я прошёл по его улицам, листая их пожелтевшие фолианты. Старые вязы, земля - запахи переулков.
Всё осталось таким же и на том же месте, ничто не изменилось.
И всё стало другим.
Какую музыку ожидал я услышать, напрягая свой слух? Все песни давно записаны на магнитофонную ленту и... стёрты.
Уставшее солнце пыталось улизнуть незаметно, я сидел на скамейке и бессмысленно щурился в поисках слёз, давно высохших. Глупых.
Теперь я всё знал, этот город, такой же, как и сотни других, таких же, я взвесил его и знал его, но не мог вспомнить.
Он сделался чужим? Мёртвым.
Его женщины, недоступные, загадочные, когда они дразнили меня и уходили, смеялись и отдавались другим, я ненавидел их и обожал, я стоял, схоронившись за деревом в плаще-невидимке ночной тени, и жадно смотрел, следил за ними, впившись глазами в их движения, походку, волосы, губы, их платья, и вздрагивал от их голосов, провожая взглядом отъезжающие машины.
Ассирийцы и гетеры, они
Каким всё это было тогда? Этот город с его сиренью, афишами, с его потайными ходами-тропинками, душистой листвой обветренных колоннад тополей.
Я не вернулся в него, и мне не нужно было прощаться. Я покинул его так же просто, как и приехал - без заплаканных платков, без испачканных телефонами манжет.
........................................................................
Я не предлагал Леди поехать со мной. Это было бы всё равно что пригласить к нам на обед мумию - нельзя воскресить прошлое, можно лишь умереть вместе с ним.
Вернувшись, я не застал Леди дома. Она уехала, не оставив никаких сообщений о своих планах.
Потом она позвонила из Стокгольма и сказала, что ей нужны деньги.
Это был первый раз, когда она уехала, не предупредив меня и не сказав, куда и как надолго она уезжает. Потом это стало обычным, и я научился вычислять, где она, и как до неё добраться, но в тот раз она застала меня врасплох.
Я сказал ей, чтобы она немедленно возвращалась. Она спросила, нельзя ли ей повременить с возвращением, и я сказал: "Нет".
И она приехала.
Я не стал её ни о чём расспрашивать - мне не хотелось ссориться.
Поужинав в ресторане, мы вернулись домой, и она, сославшись на усталость, села смотреть телевизор.
По спортивному каналу передавали бейсбольный матч.
– Посмотри, как он играет,- сказала она мне.
Я стоял у открытого окна и курил, глядя вниз, на ночные огни улиц.
– Кто?- спросил я, обернувшись.
– Подойди.
Я подошёл и встал за её спиной.
– Смотри,- она показала на игрока, отбившего в этот момент мяч.- Вот он! Красиво, правда?
Я молчал.
Она обернулась.
– Он похож на пантеру,- сказала она.- Что с тобой?
Я не ответил.
Она отвернулась к экрану.
Я помедлил немного. Потом подошёл к шкафу, взял пиджак и, набросив его на плечи, быстро обулся и вышел за дверь, нащупывая в кармане ключи от машины.
Вернулся я через три с половиной часа. Леди уже спала.
Через день, просматривая утренние новости, она вскрикнула.
Я посмотрел на неё.
– Что ты там нашла?- спросил я, допивая свой кофе.
– Представляешь,- сказала она.- Помнишь, я тебе показывала того игрока?
– Нет,- сказал я.- Не помню.
Она назвала имя.
Я пожал плечами.
– Позавчера,- терпеливо напомнила она.- Был матч. По телевизору. Помнишь?
– Помню,- сказал я.- И что с ним?
– Представляешь,- она сверилась с текстом.- Он летел в самолёте, и самолёт взорвался. Предполагают, что террористы.