Танец над вечностью
Шрифт:
Внутри игорных заведений было душно и людно, зеленое сукно игральных столов придавало лицам ртутный оттенок живых мертвецов. Шуршали карты, мерцали фальшивые брильянты, лилось вино, клубился табачный дым. Изредка вспыхивали тихие ссоры. Рушились чьи-то надежды. Проигрывались состояния… Я играла. Выигрывала. Много. На меня обращали внимание. Завидовали. Недобро щурились. Оценивали. Я тихо уходила. Иногда тихо не получалось, и я оставляла за собой кровавый след из вышибал и грабителей. Меняла столы. Повторяла. Под утро приползала обратно в цирк и прятала выигрыш в золоте и имперских банкнотах в дупле старого
И я терпеливо выжидала, каждый день меняя обличья. Рыжеволосая Бубна, усатая Дама Пик, плешивый Король Треф. А в городе было неспокойно. Искали Луиджию. Ее портретами были обклеены дома и фонари. Но кто банковал? Этого я не знала. Объявили траур по убитому императору, но как-то неуверенно и тихо, словно сомневаясь. Зато истово искали вымышленных заговорщиков, устраивали облавы и обыски. Цирк папаши Жирарди тоже попал под раздачу. Старик краснел и бледнел, умолял и угрожал, скандалил и пытался откупиться, но имперцы перевернули все вверх дном, вытряхнули старое тряпье из сундуков, везде сунули свой нос. Не побоялись тигров в клетках, даже под миски заглянули. А мне что?.. На меня никто не обращал внимания. Разве серьезных игроков интересует скромная шестерка? Но боже мой, как же сложно было ждать!.. И я не выдерживала, изредка подглядывая и передергивая карты.
В облике рыжеволосой Бубны наведалась в орден когниматов. Услышав мое имя, казначей лично принял меня. Но стоило мне появиться на пороге, как брови старика поползли вверх. Я скупо улыбнулась, довольная, что он меня не узнал.
Хотя в таком виде меня вообще сложно было узнать. Ярко-рыжий парик с косичками и с вплетенными в них алыми ленточками, красные шелковые шаровары необъятных размеров, пылающий малиновый корсет, утягивающий до треска швов внушительный накладной бюст, и сафьяновые сапожки на высоком каблуке. Кроме всего прочего, полуденный сон на крыше под палящим солнцем не прошел для меня даром. Кожа на лице обгорела и слезла клочьями, поэтому рваный румянец багровел на всю щеку. А если учесть, что перед выходом я промокнула губы в карминовой облатке, то можно представить, какая расписная красавица предстала перед стариком.
— Входите… эмм… — растерялся отец Васуарий. — Рад видеть… имею честь… чем могу…
— Это я могу, — зычно прогудела я и плюхнулась в кресло. — Дело есть. Сердечное. Но папенька против.
— Простите, не понимаю, причем тут…
— Да не егози ты, дедуля, — великодушно разрешила я. — Слыхала я, надежно тут у вас, никто не узнает. Только вишь че…
Я делано задумалась и полезла в торбу, расшитую бубновыми рубинчиками. Достала оттуда пергамент, испещренный бессмысленным набором слов, и протянула старику.
— Грамоте я необучена, но мне
Я с тревогой следила за казначеем. Он водрузил очки на переносицу и взглянул на текст. Его брови поднялись еще выше и грозили переползти на затылок.
— Вы про типографию, должно быть? — осторожно спросил он. — Вы хотите заказать оттиск вот этого?
— Точно! — от избытка чувств я грохнула кулаком по столу, казначей вздрогнул и едва успел поймать очки, соскочившие с носа.
— И в газету! — не унималась я. — Чтоб все узнали!.. Ты подумай, охальник какой!.. Жениться обещал!.. А вот неча тут!.. Пусть знают!
— Про что знают?
— Да про Шульца!.. — я погрозила пальцем перед лицом у старика. — От меня еще никто не уходил!.. Или пусть женится, или я его так ославлю!..
— Понятно, понятно… — отец Васуарий аккуратно сложил очки. — А кто вам эту бессмы… этот текст составил?
Я выдохнула с облегчением.
— Так папенька и составил! Упирался, но я его как прижала!.. А куда денется! Вот они у меня все где! — и подсунула сжатый кулак под нос казначею. — Сколько?
— Дайте подумать, — пробормотал он, окидывая меня внимательным взглядом и просчитывая, сколько можно взять с глупой дуры. — Пятьдесят золотых?..
Я грозно нахмурила насурьмленные брови, и старик просиял.
— Если у вас с собой нет всей суммы, то вы можете придти позже, с вашим па…
— Ты че мне тут заливаешь? — рявкнула я. — Почему так дешево? Обдурить хочешь?!?
Казначей судорожно сглотнул и замотал головой.
— Нет-нет, что вы!.. Пятьдесят золотых — это только оттиск, а еще наборщики, и в газету…
— Сколько?!?
— Сто!.. Нет, триста! Да, триста золотых!
— Вот это уже другой разговор, — смягчилась я и полезла в торбу.
Достала оттуда кубышку с имперскими банкнотами и щедрым жестом кинула старику на стол.
— Считайте!
Он покачал головой и уже открыл рот, чтобы сказать, что орден принимает исключительно золото, но увидев мои грозно сдвинутые брови и сжатый кулак, передумал.
— Слышь, дедуля?.. — задумчиво протянула я, терзая в лапах несчастную торбу. — Я тут подумала…
— О чем? — поднял он на меня обреченный взгляд.
— А если сбежит?..
— Кто?
— Да Шульц же!.. Шулер же он… Проигрался давеча. А так ему и надо, бесстыднику!.. Пусть все знают!.. Хочу ославить на весь мир!..
— Орден может обеспечить оттиском газеты только там, где…
— Что-о? — надвинулась я на отца Васуария.
— Не волнуйтесь! Ложи ордена есть почти во всех городах. Все сделаем, вы только не волнуйтесь. А ваш папенька… — казначей замялся. — Полковник Освальд Бермейер?.. Вы нас представите друг другу?
Осторожничал старый лис, проверить хотел. Но я тоже не лыком шита, подстраховалась. Такой имперский полковник в самом деле имелся, и даже дочка у него была. Дуреху проиграли в карты плешивому Королю Треф. Проиграл ее же соблазнитель, тот самый Шульц, плохонький шулер со смазливой мордашкой. Девки по нем сохли и увивались, как мухи возле дерьма. Дочку полковника я застращала, приказав сидеть дома и не высовываться, иначе забалую с ней по самое не хочу, так что подкопаться под мою легенду было сложно.