Танец Опиума
Шрифт:
Пока Итачи раскладывал плед и разливал по бокалам вино, Сакура, обняв себя за плечи, оглядывалась по сторонам. Это было поистине незабываемое зрелище. Тёмное небо было сплошь усыпано яркими звёздами, бросавшими свой тусклый, мерцающий свет на землю. Мягкий отблеск яркого полумесяца, будто бы приколоченного к небосводу, ложился на верхушки сосен и елей, окружавших дом со всех сторон. Дивная чистая красота поражала девушку своей простотой и неповторимостью.
Ей никогда не казался этот дом таким высоким, как казался сейчас, ведь отсюда, с крыши, Сакуре думалось, что она видела
Она с головой погрузилась в эту атмосферу взвешенности и умиротворения. Ей казалось, что вот-вот и она вольной птицей взмоет вверх, к небесам, а затем изменит курс и окажется среди мириад звёзд, в таинственной неизведанной темноте бесконечности.
Голос Итачи вывел её из состояния эйфории, но не сбил её настроения. Низкий баритон как будто бы дополнил картину, внёс в неё перчинку, загвоздочку, заполнил пустоты и белые пятна целой Вселенной.
— Сакура, — позвал Итачи дурнушку, заметив, что та стоит без движения и явно чем-то, по меньшей мере, озабочена.
Харуно повернула к нему голову, и на лице появилась лёгкая безмятежная улыбка. Её глаза были полны энтузиазма и очарования. В них блестел и переливался загадочный огонёк, который брюнет ещё ни в одних глазах не видел. Это чудо заставило его замереть и погрузиться в эту густую зелень любимых очей так же глубоко, как погружалась девушка в далёкие миры Вселенной. Они не сводили друг с друга взгляда до тех пор, пока не поднялся ветер и не растрепал розовые локоны девушки.
«Она всё по-прежнему красит их, — подумалось Итачи. — Наверное, это уже никогда не изменить».
Учиха находил в её движениях неповторимую красоту. Ему было удивительно наблюдать за тем, как дурнушка убирает локоны за ухо, как смахивает их с глаз, с губ, с щёк… жмурясь и неловко останавливаясь. Как топчется на месте и поднимает плечи, как оступается и поворачивает голову в сторону, как улыбается — ему было всё интересно, каждая мелочь заботила его даже в большей степени, чем стремительно набирающая оборот война между Сенжу и Учихами.
— Укройся пледом, — вымолвил Итачи, заметив её мурашки на коже. — А то замёрзнешь ещё…
Сакура мягко улыбнулась, ещё секунду простояла на месте, запоминая эти необыкновенные чувства, а затем развернулась и вприпрыжку добралась до Итачи. Она с головой укуталась в плед, придвинулась ближе к вечно тёплому другу и вязала в руки бокал.
— Выпьем за встречу! — торжественно объявила Сакура, чокнулась с Учихой, даже не поинтересовавшись у него, устраивает ли его тост, и выпила до дна, тем самым развеселив Итачи до коликов в животе.
— Алка-а-ашка, — дразнил он дурнушку, тепло поглядывая на её большие, уже немного опьянённые алкоголем глаза.
— Итачи, а ты никогда не думал связать свою жизнь с занятием, которое тебе по нраву? — спросила Харуно, заполняя бокал вином по второму кругу.
Как
Брюнет был несколько озадачен поставленным вопросом. Ему никогда даже в голову не приходило, что можно выбирать занятие по душе. В семье Учих любимым занятием всегда числилось именно мафиозное дело, коему эти люди посвящали всю свою жизнь от начала и до конца.
— Я… не понимаю… смысла твоего вопроса, — признался Итачи, с трудом подбирая правильные слова.
— Ну, Саске, например, признался, что в юношестве мечтал всерьёз заняться химией, но ваша семья этому помешала.
Итачи отвёл глаза и задумчиво ответил:
— Мне нравилась заниматься астрофизикой, если ты об этом.
— Это было твоё любимое занятие? — Сакура залпом осушила бокал, а затем заметила, что её собеседник практически не пьёт. — Ты пей!
Брюнет озабоченно посмотрел на полный бокал вина и покачал головой, мол, не торопи меня, придёт время — выпью, как миленький. Он всерьёз задумался над вопросом Сакуры и о потерянных возможностях. Эти мысли, как моль едят мех, съедали его.
— Да, это было моим любимым занятием, но…
— Но что? — не унималась Сакура.
— Но это уже не играет большой роли в моей жизни. Саморазвитие — это, безусловно, важно, и я время от времени читаю кое-какие научные труды кое-каких ученых, но это, скорее, идёт на пользу моему делу, нежели моим духовным потребностям.
— И тебе никогда не приходило в голову бросить всё и смотаться в какую-нибудь обсерваторию?
Итачи усмехнулся, представив себе эту картину: в разгар войны он берёт отпуск и уезжает в Пуэрто-Рико в Обсерватория Аресибо. И к черту всё! Пусть весь мир подождёт!
— Всё не так просто, как тебе кажется, Сакура. У меня есть обязанности. Я несу ответственность за своих подчинённых, за свою семью, брата… тебя. Уехать — значит, подвернуть ваши жизни опасности.
— Да какие вообще опасности?! — развела руки в сторон Сакура. — Не ищи подвоха там, где его нет… — ох, если бы она только знала, что угроза самая настоящая.
— Если бы ты родилась в нашей семье, то поняла бы и меня, и Саске, — заключил Итачи и отпил немного вина.
После пятого бокала Сакура откинула плед в сторону. Она вся покраснела, распарилась, и лишняя одежда смущала её, поэтому Харуно сбросила с себя и кофту в придачу, оставшись в одной майке и лосинах. Её совсем не смущала близость Итачи. В его присутствие дурнушка могла хоть сальтухи наворачивать, была бы сила и возможность.
— Жа-а-арко, — жаловалась Сакура, отбрасывая плед в сторону.
Итачи тепло усмехнулся:
— Это говорят твои расширенные сосуды, а не ты.
— А тебе разве не жарко? — удивилась девушка.
— Самую кроху.
— А вот мой брат всегда мёрзнет… — с тёплой улыбкой на лице вспомнила девушка. — Даже если он пьян вусмерть, всё равно руки холодные, как льдины… — Сакура посмотрела мечтающими глазами на брюнета, протянула руку и взяла ладонь парня в свою. Итачи даже вздрогнул от прикосновения тёплых рук. Его пальцы были чертовски холодны. — … Как у тебя.