Tanger
Шрифт:
— Я тебя люблю, Полина! Я все готов отдать тебе!
— Тише, тише! — она прижимала ладонью мой затылок. — Нас услышат!
— Всё готов отдать тебе!
— Замолчи, Анвар! Ты… я… з-замолчи!
— Я так благодарен тебе, дарю тебе свою куртку, я бы еще подарил что-то, будь у меня еще что-то.
— Я уже ус-стала, Анвар.
— Да?
— ………………
— Что… что ты сказала?
— Мне больно.
И там у меня заныло, замерло на секунду, ослепительно щелкнуло, лопнуло, и прорвались эти разновеликие, разноцветные, тугие, разрывающиеся внутри шарики.
— Бросай ты своего Игоря, — сказал я.
И
— …ты чем покрыл?!
— Чем видел, бля!
— Падажди, браток! Что у нас козыри были? Эге-ге… Ни фига себе!
— Да сам посмотри.
— Хули ты мухлюешь?
— Я?
— А того, кто мухлюет, мы будем бить по хитрой рыжей морде…
Вспоминал, что видел Димку. Хотелось говорить, но было тяжело ворочать языком. Подташнивало.
— Полин?
— Да?
— …………… — сказал я.
— Что ты говоришь?
— А ты что, без трусов ходишь летом? — снова выдохнул я и хрипло засмеялся. Когда я говорил и смеялся, не так сильно мутило.
Она тоже засмеялась, затряслась.
— Нет, я сняла, когда ты в ванной был, я не могу в трусах спать. Они здесь под подушкой, чтоб не искать утром.
— Все равно будем искать, мы всегда с тобой ищем.
Она снова затряслась. Мне хорошо было с ней, но так тяжело заснуть. Я падал, скатывался, обрывался, неожиданно просыпался у себя и узнавал ее, и снова зависал в черно-красной пустоте, что-то видел и слышал.
Утром показалось, что если я сейчас встану, то оторвется только душа, а тело так и останется распластанным на матрасе, с моей рукой на ее груди. Поднялся осторожно, вместе с телом, собирая его с нее и с пола.
Когда я вернулся из туалета, она сидела и тряслась от смеха.
— Ты чего?
— Чего? Трусы не могу найти.
У меня снова набрякло все снизу.
— Я же говорил.
— Ты их, наверное, спрятал? — весело разозлилась она.
Я повалил ее на матрас.
— Не надо, Анвар! Надо найти.
Мы нашли их под матрасом.
— Вспомнила, я же их показывала тебе ночью, а потом сама под матрас убрала.
Она быстро оделась.
— Одевайся, Анвар… смотри, у тебя растяжки на коже по бокам, как у женщины…
— Надо же, точно, что ли?
— Да. А сколько уже время? Ого!
— Чай будем пить?
— Нет. Игорь должен вернуться к четырем.
— Я тебя провожу.
— Не надо. Отдыхай.
— Провожу.
— Тогда одевайся скорее!
— Возьми мою куртку, я же ее подарил тебе.
— Она мне велика. Классная, но большая. Она тебе самому идет.
— Я тебе фотоаппарат подарю.
— Пошли, Анва-ар. Мы не успе-йем… Не обижайся, вот такая я странная девушка Полина.
В этот день все смотрели на нас, как будто мы были единственные мужчина и женщина на земле. Мы обнимались в метро, я остро чувствовал ее тело сквозь одежду. Вспыхивало в голове все наше ночное, и мышцы сводило судорогой. Она и сейчас была обнаженной передо мной, так хорошо я знал и чувствовал все ее тело. Потом сидели в вагоне, и я прижимал ее к себе. И было до удивления удобно обнимать ее, уютно ехать с ней под боком, даже странно становилось, как я умудрялся все это время ездить один. Потом уступили место старухе. Даже старуха посмотрела на нас. Стояли
— Да ты же меня любишь, — сказала она.
Я посмотрел на нее и испугался, что мои зрачки могут треснуть.
— Я чувствую себя женщиной с тобой.
Парень посмотрел на нас и опустил глаза. Обернулась и задержала взгляд женщина на выходе.
— Я подарю тебе фотоаппарат для Германии, — говорил я, понимая, какая это малость из того, что я бы хотел подарить ей.
Она кивнула, поджала губы и быстро глянула на запястье. Прошли к дверям. «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ». Я обнял ее. Она глянула за мое плечо. Я понимал, что она хотела узнать время, не обижая меня.
Шли с нею по городу и шли с ней истинно вместе, шагали как одно целое. Я чувствовал ее тело как свое. Мои маленькие с нежной жидковатой кожей груди вздрагивали при ходьбе. Тесно было в платье моим полным округло-гладким бедрам, мягкой и холодной попе.
Она захотела мороженое и купила его сама себе, предлагала мне. Мы шли по этим старым и коротким переулкам Москвы. Тихо проехала роскошная машина, остановилась. Это по мою душу, подумал я. Вылез парень и крикнул мне: «Анвар, поехали с нами!» «Я с подругой!» — крикнул я ему. Нет, конечно, никто не остановился, не крикнул, и не позвал меня, и машина уехала вглубь теплой, уютной, загадочной и богатой московской жизни, параллельной нашему существованию. А мне так хотелось сделать что-нибудь хорошее для нее. Когда-нибудь так и будет: остановится машина, и меня позовут в ресторан «Русский царь», но только ее уже не будет со мною и не будет у меня такого состояния, как сейчас.
Проходили мимо открытого кафе, где я хотел побывать. Остро пожалел, что одолжил Гарнику двести тысяч. Полина смотрела на это кафе. Там сидели наши веселые ровесники.
— Золотая молодежь, — сказала она.
Ей очень хотелось туда, но она ничем не попеняла мне.
— Анвар, — сказала она. — Если хочешь, пойдем ко мне в гости?
— А твой Игорь однофамилец Гусинского?
— Однофамилец. Пойдем!
Мы вышли на «Ленинском проспекте» и пошли пешком. Эти места казались далекой и заброшенной заводской окраиной Москвы. Было пустынно.
— Надо продуктов купить и вино. Будешь вино? — спросила она, с готовностью доставая свой плоский кошелек.
Я пожал плечами и отвернулся. Мне было страшно жалко ее. «Она будет думать, что мне все равно, что я просто не хочу тратить на нее свои деньги, ведь она приглашает». Я уже понял, как сложно ей все дается в жизни, и как мало подарков она получала от мужчин. Мы зашли в маленький супермаркет. Вдоль рядов ходил пожилой грузин, я знал, что он следит за покупателями.
— Смотри, сколько стоит настоящая «Хванчкара», — тихо сказала она, сообщая мне это просто, как факт.