Танкисты(Повесть)
Шрифт:
Чудная эта должность — зам по строевой.
В танковых войсках по штату такой нет. Есть просто заместитель командира. Но все по старой памяти, идущей еще с времен довоенной кадровой армии, называют его замом по строевой. И строевой на войне никакой, а он все же зам по строевой. Видно, потому к людям, занимающим эту должность, и отношение какое-то особое. Редко заместитель командира становится командиром. Даже тогда, когда того убивают. Командиром чаще становится начальник штаба, настоящий заместитель по какой хочешь части. Тот даже при командире — и только он один — имеет право отдавать распоряжения от его имени. «Командир приказал» и подпись — начальник штаба
Боев давно заметил, что заместители командиров по строевой, как правило, очень храбрые офицеры. Они постоянно рискуют и нередко рассчитываются за это кровью, а то и жизнью. Еще в Белоруссии в танковой атаке погиб заместитель командира их корпуса, воевавший добровольцем в Испании. Почему его танк оказался в боевых порядках танкового батальона, так никто и не узнал, — наверное, нужно было по обстановке. А может, вспомнил полковник с Золотою Звездой Героя, имевшей всего двузначный номер, Уэску или Гвадалахару.
Но Боев встречал и таких замов, которые при всей их отчаянной храбрости и твердой воле все же не были на высоте задач современной войны. Командиры бригад, дивизий, корпусов в этот последний военный год были на вершине военного искусства, чувствовали себя хозяевами на поле боя. А вот иным заместителям их этого не хватало.
Боев не знал послужного списка Лебеденко, но без труда угадывал в нем кадрового служаку. За плечами, наверно, и гражданская война, и киевские или белорусские маневры, и страшное начало этой войны.
И он не ошибся. Полковник Иван Лукич Лебеденко действительно пришел в Красную Армию весной восемнадцатого года, споров с гимнастерки погоны с унтер-офицерскими лычками. Твердо знал солдатскую службу — строй, ружейные приемы, рубку лозы и другие премудрости, без которых нельзя было и шагу ступить в гвардейском драгунском полку. В дивизии червонных казаков Виталия Примакова ему доверили сперва эскадрон, а потом и полк. Впрочем, приказа о назначении командиром полка не было; по приказу значился он помощником, он заменял командира, выбывшего по ранению, в самых главных боях под Киевом и Житомиром.
После гражданской войны Ивану Лукичу пришлось трудновато: не хватало грамотешки. Ведь до солдатчины-то он успел окончить только неполных два класса церковноприходской школы. Но, став краскомом, с упорством изучал политграмоту, ночами конспектировал «Капитал» Маркса, труды Клаузевица и Франца Меринга, статьи из военных журналов, приходивших в гарнизонную библиотеку. Потом учился в кавшколе для старшего начсостава, затем, уже в тридцатые годы, — на бесконечных курсах переподготовки. Тут снова приходилось штудировать и первоисточники, и учебники.
В командирском снаряжении, при портупее, в аккуратной суконной гимнастерке, с одним чемоданом, кочевал он вместе с женой и маленьким сынишкой из гарнизона в гарнизон: из Детского Села в Борисов, из Борисова в Бердичев, из Бердичева в Читу. Не шибко поднимался Иван Лебеденко по некрутой лестнице армейской службы: на Хасане опять был в должности заместителя командира кавалерийского полка, а в финскую кампанию — заместителем командира стрелковой дивизии.
В самый канун Отечественной войны, когда армия срочно перевооружалась, когда возникали все новые и новые номера танковых дивизий и механизированных корпусов, пока главным образом номера, а не сами дивизии и корпуса — техники не хватало, — его назначили заместителем командира в одну
В сорок третьем попал наконец в механизированный корпус генерала Шубникова: заместителем командира танковой бригады. Опять не командир, а заместитель! Но Лебеденко не обиделся. Наоборот, обрадовался: бригада сколоченная, корпус прославленный. Такими не затыкают дыры, а направляют туда, где происходит самое главное, — Курская дуга, Днепр, Белоруссия, Польша, — и вот теперь этот бросок от Вислы к Одеру.
Лебеденко нисколько не огорчало то, что над ним поставлен двадцативосьмилетний подполковник Гольцев, который, конечно, не помнил ни первой мировой, ни гражданской войн, да и в мирное время служба его ограничивалась танковым училищем да недолгим пребыванием в должности командира танкового взвода в Борисове. Старший не только по летам, но и по званию Лебеденко со скрупулезной точностью выполнял все поручения командира бригады. Лишь иногда досадовал: почему молодой командир, безусловно смелый и грамотный парень, не советовался с ним даже тогда, когда посоветоваться совсем не мешало бы.
Сегодня утром на Одере, в наскоро отрытом окопчике, заслоненном массивной коробкой танка, Гольцев сказал Лебеденко:
— Вы, Иван Лукич, возьмите-ка грузовик и поезжайте сейчас же по нашему вчерашнему маршруту. Соберите там все, что можно собрать. Я приказал погрузить для вас шесть бочек бензина. Доброго вам пути.
Сказал и отвернулся к начальнику штаба — такому же, как сам, молодому вихрастому майору в кубанке. Тот принес ему разведсводку.
Лебеденко не стал ничего переспрашивать, уточнять. Разыскал заместителя по материально-техническому обеспечению, подобрал вместе с ним хорошего шофера с машиной, лично проследил, как грузят бочки с бензином, и поехал: впереди — сам на «виллисе», сзади — «студебеккер» с горючим. Солдат для охраны не взял: неловко брать с плацдарма, где и так в людях нехватка.
В Химмельпфорт он прибыл ночью. Трижды объехал всю деревню из конца в конец.
Вавилон какой-то. Ноев ковчег.
Банно-прачечный отряд. Две санитарные машины. Кухня и грузовик с консервами. Три исправных орудия без тяги. Даже «катюша», неподвижная, поврежден мотор грузовика. Аварийный танк. Шесть транспортных машин с пустыми баками. И вот наконец редакция.
Полковник учел все, что можно отсюда отправить, и даже Рубинову, с которым они сидели теперь за столом и распивали чай из саксонских чашек, обещал дать ползаправки, чтобы и редакция могла двигаться к Одеру.
Боеву тоже захотелось попить чайку. Он уже отбросил шинель, готовясь встать с дивана, когда широко распахнулась входная дверь и в комнату ворвался поток холода. Вошел высокий, плотный боец в полушубке.
— Здесь можно видеть товарища полковника?
Полковник встал.
— В чем дело?
— Докладывает старшина Горобец. В деревне немцы.
Боев, который все еще оставался на своем диване, посмотрел на плотного старшину и подумал: конечно, немцы, не французы же. Но сразу же понял, что речь идет совсем не о жителях деревни, а о немецких войсках.