Танкисты(Повесть)
Шрифт:
А женщина все не уходила. Она смотрела на лейтенанта спокойными, немного грустными глазами.
«Чего она смотрит на меня? Мужа, наверно, вспоминает. Фашиста своего. Вихрастый рыжий мальчишка, что ел с нами, поди, отца не помнит, если тот с начала войны шурует… Ведь вот живут, в общем, небогато, жрать и то, видно, нечего — мальчишка-то как уписывал кулеш! Не буржуи какие-нибудь, а полезли на нас. Полезли, сволочи! И фрау эта, поди, мужу говорила: возвращайся с победой. Наверняка говорила. А теперь вот рассматривает меня как диковинку: нс предполагала увидеть в своем доме советского лейтенанта».
— Wo ist ihr Mann? [2] —
Женщина вздрогнула. Она не думала, что этот русский офицер говорит по-немецки.
— Im Kriege. Der letzte Brief war aus Weissrussland [3] ,— ответила женщина очень спокойно.
«Ишь ты, Белоруссия. Выходит, что был на нашем пути. И отец там погиб — в Белоруссии, где-то у Минска, в первые дни войны, когда фашисты и ее муж, наверно, считали себя победителями…»
Ахметов задремал, но ненадолго. Открыв глаза, снова оглядел комнату. Женщина ушла куда-то, мальчика тоже не было. Пусто.
2
Где ваш муж?
3
На войне. Последнее письмо было из Белоруссии.
Под боком скрипнула пружина. Сообразил, что лежит на диване. Пожалуй, впервые с того самого дня, как вызвали его в Казанский горвоенкомат. На Калининском фронте, где он был еще старшиной, механиком-водителем, спали в землянках, на земляных же лежаках, а то и прямо в танке. На Курской дуге доводилось спать и в домах, но дома те негородского типа — мазанки со скудной мебелью: стол, сундук, железная кровать, деревянные скамьи вдоль стен. В Белоруссии воевали летом — было жарко и спали на улице, в дома заходили редко, да и домов враг оставил немного; где были села, только гарью пахло и еще чем-то очень неприятным. В Польше, перед броском за Вислу, стояли на окраине маленького городка Сточека. Экипаж Ахметова разместился тогда в крестьянском доме, очень похожем на украинские и белорусские деревенские дома. По ночам старшая дочь хозяина, красивая, круглолицая Ледя, сидела за прялкой при тусклом свете каганца. Другая дочь — со странным для русского слуха именем Иванка — по ночам не работала. Она, единственная в семье, была грамотна и ходила в гимназию: родители, крестьяне с усталыми лицами, берегли ее, готовя ей какую-то иную судьбу. Хозяин в хате не спал — он по ночам сторожил в хлеву корову и лошадь: не ровен, дескать, час, время лихое. По воскресеньям вынимались из сундуков праздничные одежды, сапоги с высокими голенищами, и вся семья шла в костел. Добрые, хорошие люди. За два месяца, что жили танкисты в этой семье, как-то даже сроднились. Когда уезжали, Ледя плакала и хозяин тоже смахнул слезу, сказал по-русски: «В добрый путь». Он служил в царской армии…
Приятные эти воспоминания прервал тревожный оклик:
— Подъем, товарищ лейтенант!
Кто это? Кононов?
Старшина сдернул полушубок, которым сам же укрыл Ахметова.
— Немцы атакуют, — пояснил Кононов.
— Откуда?
— Из леса. Пехота и танки.
Ахметов надел полушубок и побежал во двор. У калитки услышал выстрел и сразу определил: стреляет танковая пушка, бронебойными, вдоль улицы.
Верхний люк их танка был открыт. Оттуда высунулся Мальцев с биноклем.
Ахметов вскочил на броню, сказал Мальцеву, чтобы тот спускался на свое место и, придерживая полы полушубка, протиснулся в башню. Они уже давно, с самого Бреста,
В телескопический прицел Ахметов ясно увидел выползший из леса на опушку немецкий танк.
— Подкалиберный! — скомандовал лейтенант.
Мальцев послал снаряд в казенник.
Ахметов тщательно прицелился. Ему мешали эти вечные мушки перед глазами, но он сработал почти автоматически — как-никак трехлетний опыт — и выстрелил. Снаряд пробил броню немецкого танка, и тот застыл на месте. Правда, не загорелся.
За первым шел второй немецкий танк. И тоже остановился. Ахметов понял: проселок узок, объезда нет.
Но этот второй танк все же попытался обогнуть первый. Ахметов увидел через прицел, как он скособочился и выбрасывал одной гусеницей снопы мокрой земли. В то же время башня его разворачивалась, и пушка готова была выплюнуть осколочный снаряд.
Лейтенант поспешно нажал на спуск, сразу поняв, что и на этот раз не промахнулся. И одновременно почувствовал, что сейчас что-то должно случиться.
Треск брони и свет, заполнивший башню, — это то, что почувствовал Ахметов, теряя сознание.
Снаряд скользнул по башенной броне и унесся в сторону домов.
Ахметова оглушил удар — на прежнюю контузию наслоилась новая.
За деревней, скособочившись, пылал немецкий танк T-IV; языки пламени бегали по его темно-зеленой броне с желтыми разводами.
Кононов и Мальцев вытащили лейтенанта через передний люк и положили его на скамейку у ограды дома, набросив полушубок и шинель.
— Булата надо в санбат отправлять, — сказал механик-водитель Кононов. — А ты, Мальцев, принимай командование экипажем.
— Ладно. Давай — в машину. Будешь подавать мне снаряды.
Мальцев занял командирское место и прильнул к прицелу.
Танк снова открыл огонь, теперь уже осколочными снарядами, по бронетранспортерам, пытающимся выползти на шоссе.
С колокольни деревня выглядела совсем не так, как она представилась Боеву, когда он шел по утренним ее улицам. Тогда деревенские дома казались поставленными как попало, вразброд. Теперь же, оглядывая деревню с колокольни, Боев установил, что все улицы лучами сходятся К церковной площади, а крепкие, приземистые дома с черепичными крышами выгнулись полукружием в сторону леса. Между деревней и лесом — неширокое поле, ров, какие-то полуразвалившиеся башни. «Наверное, остатки старой крепости, — подумал Боев. — Ее могли поставить здесь, у Одера, польские короли из династии Пястов или немецкие крестоносцы, а может быть, какой-нибудь магнат семнадцатого века, когда Польша воевала со шведами».
Горобец по-своему оценил этот ров и эти развалины. На край рва, в прогалины между крепостными руинами, он выдвинул три орудия и разместил там же всю свою «пехоту», вооруженную автоматами и винтовками.
А полковник Лебеденко все еще сидел в «виллисе», углубившись в карту. Боев видел, как старшина несколько раз подходил к нему, что-то докладывал, получал дополнительные указания и опять шел к стенам развалившихся башен или на ту улочку, где стояла «катюша».
Появление из леса немецкого танка не показалось Боеву неожиданным. Он так и рассчитывал: что-то должно произойти, именно сейчас, когда совсем рассвело и перестал падать снег, выбеливший за ночь все вокруг.