ТАСС не уполномочен заявить…
Шрифт:
— Не совсем, — ответил он, и попросил, кивнув на небольшую кожаную мужскую сумку, — там у меня шипучий аспирин. Раствори мне пару таблеток в минералке…
— Сейчас, сейчас, — быстро отозвалась гостья, — только дай я тебя сначала устрою поудобней.
Она взяла большие и маленькие подушки, бросила их на ковер, затем стащила пододеяльник, в который было впечатано из верблюжьей шерсти одеяло. Укутала в него Михаила, заботливо подоткнув с обеих сторон. А на себя быстро натянула кардиган. В номере было прохладно, потому что сильно сифонило от окна.
Быстро
Мужчина скривился.
— И эту гадость я должен пить вместо… вина любви.
Михаил залпом выпил пенящуюся жидкость и попытался продекламировать: «Любви волшебной вино…» Но запнулся, память не слушалась его.
— Лорик, ты помнишь, как там у Петра Лещенко поется в романсе…
— Не помню, ходячая ты моя энциклопедия, — сказала Лариса, точнее, лежачая…
— А ты вспомни, — требовательно и капризно сказал мужчина.
Ларисе пришлось сделать усилие над собой.
Но романс этот ей нравился. Поэтому, когда в голове зазвучала мелодия, вспомнились и слова:
Любви волшебной вино На радость людям дано. Огнём пылает в крови Вино любви…— Вот, вот, — обрадовался Михаил. — Именно это я имел в виду. А ты извини меня, Лорик, что я не соответствую, раскис… Но ты не думай, я — герой… В любви — я герой. И докажу. Сейчас…
И тут Михаил как-то жалко улыбнулся и сделал жест рукой, похожий на тот, что персонаж Юрия Никулина сделал в кинофильме «Бриллиантовая рука», перед тем, как вырубиться, когда его застукали с красоткой в гостиничном номере.
После жеста, долженствовавшего обозначать, что «он не такой, а, всё же, хороший», Михаил тихонько захрапел.
Лариса вдруг почувствовала, что ей стало очень холодно. Она встала с ковра и подошла к большому окну и прежде, чем задернуть тяжелые шторы, бросила взгляд на спящую Красную площадь и стены Кремля, отмечая про себя непривычный ракурс, который возникал благодаря ее присутствию в номере гостиницы «Россия».
«Надо запомнить этот вид из окна», — подумала женщина и машинально глянула на комнатный термометр, висевший на стене. Градусник показывал плюс восемнадцать.
— Да, не густо для московских морозов, — проговорила она вслух, поеживаясь в кардигане из тонкой шерсти и направляясь к тахте.
По ходу Лариса выключила общий свет и включила торшер.
Гостья быстро сложила вдвое большое покрывало, устраиваясь под ним, и положила еще себе под голову небольшую подушечку в шелковой наволочке.
Розовый шелк сразу обдал шею холодком, она подогнула под себя коленки, чтобы было теплее. Затем перевела взгляд на спящего рядом с тахтой на полу Михаила и… зажала себе рот обеими руками, чтобы не завыть от своей бабьей тупости.
Лариса быстро трезвела. И спать ей совсем не хотелось. «Что это Мишель такое странное сказал, что, мол, завтра он всё забудет? — с
Она посмотрела на гостиничный будильник, который показывал без пяти минут четыре. И вспомнила, что пришли они в номер после ресторана в половине одиннадцатого. И как всё здорово начиналось…
Лариса свесила руку с тахты, нежно касаясь шевелюры Михаила. Его густые волосы оставались еще довольно влажными. Она быстро встала и прошлепала в ванную, захватив оттуда небольшое полотенце, в которое обмотала его голову, а затем юркнула под одеяло к мужчине.
Тот даже не шелохнулся. На ковре под одеялом рядом с Мишелем было тепло, но… твердо. И женщина поняла, что ей так не уснуть. Немного согревшись, она выскользнула из тепла и направилась к шкафу, прихватив оттуда свою песцовую шубку.
«Теперь не замерзну», — подумала она, накидывая поверх покрывала роскошное меховое манто.
Но ее «морозило» от другого — от своих мыслей. Лариса продолжала трезветь. А ей этого не хотелось. Взгляд ее упал на всё еще недопитую бутылку с шампанским, которая стояла рядом на тумбочке. И рука сама потянулась к ней.
Бокалы стояли далеко на столе. Лариса пригрелась под шубкой и вылазить из тепла ей не хотелось. Да и зачем? Она взяла бутылку в руки. Сколько там оставалось еще на донышке: бокальчик, полтора? Да, чего уж там считать, мелочиться… Заглотнула всё залпом. И прислушалась к себе.
Напиток обдал вначале холодком, а потом закружил теплыми волнами от головы до пят. Как хорошо! Как приятно! Нет, она, конечно, дура беспросветная. Без вопросов. Но, всё же, не такая, как была пять минут тому назад. По-моему, она слишком строга к себе. Что, в конце концов, такого трагичного произошло? Ну, подвыпили. С кем не бывает? Вот проснется Мишель… У них времени еще навалом. Впереди два выходных. Целая ночь. Или даже две. А, может, и три. Дело-то молодое. Какие наши годы…
Успокоенная такими мыслями, она протянула руку к Мишелю и погладила его по щеке. Мужчина ровно дышал. Как было хорошо! Как чудесно! Еще она подумала о том, что вот сейчас еще немного покачается на теплых и кружащих ее волнах и обязательно спустится к Мишелю на ковер. Из чувства солидарности. Хотя, на полу немного твердовато. Но можно, ведь, и потерпеть, чтобы проснуться рядышком. Вот только она еще чуть-чуть понежится на мягкой тахте под теплым и серебристым песцом… Вот только чуть утихнут эти приятные волны. Вот сейчас… Вот…
Куда подевалась Снегурочка?
Пробуждение было непонятным и странным. И не ко времени ранним. Лариса, засыпающая в пятом часу утра, была уверена, что проспят они до полудня.
Ее разбудил странный, непонятный смех.
Сонная, с тяжелой головой, села она на тахте, плохо соображая и с трудом разлепив глаза.
— Что происходит, Мишель? — спросила женщина с недоумением, глядя на раскиданные по ковру вещи из большого красивого чемодана бордового цвета на колесиках, который стоял посредине комнаты.