Тавматургия
Шрифт:
САВЕЛИЙ. Неужели мы проснулись? Не верю.
ГОЛОС ТАМАРЫ. Привет. (Зевок.) Забыла вчера сказать: мне Костя назначил свидание на девять.
САВЕЛИЙ. Ху из Костя?
ТАМАРА уже одета, хотя и не причесана — мелко вьющиеся волосы торчат в разные стороны. Теперь она энергично одевает сонную КСЮШУ: трусики, шорты, голубая футболка с изображением норштейновского Ежика. Ребенок в плохом настроении — видимо, только
ТАМАРА. Костя — это мой парикмахер. К нему очередь как в мавзолей. Умоляю, завези Ксюшу в садик, а я ее потом заберу.
САВЕЛИЙ (в сердцах). Епэрэсэтэ! Вечная история…
ТАМАРА. Я не виновата, что ты отпустил Веру в Турцию.
САВЕЛИЙ. Это мы отпустили Веру в Турцию. Ладно…
ТАМАРА (опять звучно зевает). Возвращаться…
САВЕЛИЙ. Что? Не слышу тебя!
ТАМАРА. Я говорю: возвращаться не надо! Притормози где-нибудь — я Ксюху подвезу. Ты сейчас где? На Комсомольском?
САВЕЛИЙ. Проезжаю «Азбуку вкуса».
ТАМАРА. Мы будем через пять минут. Нет, вру — через десять.
Хотя ленинского комсомола уже лет двадцать как след простыл, проспект, однако, молодится и хорохорится под своим прежним звонким именем. Савелий, кстати, успел походить и в пионерах, и в комсомольцах. Память об этом странном членстве почти стерлась. Да и помнить, честно говоря, нечего — вечная показуха, всплески глупой риторики, переходящей в глоссолалию, натужная веселость актива и стойкое ощущение, что какие-то проныры делают карьеру за твой счет, — вот вам и весь комсомол. САВЕЛИЙ увидел в зеркале заднего вида, как подъехала черная «инфинити» его жены.
Пока САВЕЛИЙ перебрасывал детское креслице из ТАМАРИНОЙ машины в свою, КСЮША пыталась понять, что происходит, — она сидела на руках у мамы и внимательно, не мигая, наблюдала за действиями папы.
Потом ТАМАРА посадила КСЮШУ в кресло, пристегнула, поцеловала маленький нос, вынырнула, подставила мужу щечку для поцелуя. И они разъехались.
ТИТРЫ ЗАКОНЧИЛИСЬ.
КСЮША. А зачем? А почему я теперь с тобой еду?
САВЕЛИЙ. Маме нужно срочно изменить прическу.
КСЮША. А зачем?
САВЕЛИЙ. Много будешь знать — скоро состаришься.
КСЮША. Хочу состариться.
САВЕЛИЙ включил радио «Релакс» и понесся по проспекту дальше на спокойной волне.
САВЕЛИЙ чуть не бегом спешит по длинному коридору, где с обеих сторон за матовыми стеклами располагаются кабинеты чиновников — здесь
У САВЕЛИЯ кабинет просторнее и обставлен со вкусом, а находится он в самом конце коридора, перед «шлюзом», где рулит референт замминистра.
САВЕЛИЙ проходит под стремянкой — на ней стоит ЭЛЕКТРИК, меняет лампы дневного света.
Навстречу САВЕЛИЮ идет молодая БЛОНДИНКА в деловом костюме, САВЕЛИЙ бросает ей на ходу по-свойски «привет» — она не отвечает, смотрит на него с удивлением.
САВЕЛИЙ энергично врывается в свой кабинет и застывает на месте (в сказках обычно говорят «как вкопанный»). За его письменным столом в его удобном кресле с высокой спинкой сидит совершенно незнакомый мужчина средних лет, полностью бритый — в смысле, и лицо выбрито, и череп. Этим он похож на САВЕЛИЯ. Рубашка с коротким рукавом, неброский галстук — САВЕЛИЙ в летнее время носит светлый деловой костюм. У него их шесть одинаковых — висят в шкафу, как у Бэтмана. Мужчина отрывает глаза от бумаг, которые он только что с интересом просматривал и перелистывал. САВЕЛИЙ хочет вымолвить слово, и не одно, и не может — язык обезволел, не желает слушаться.
БРИТОГОЛОВЫЙ. Слушаю вас.
САВЕЛИЙ (сглотнул слюну). Доброе… утро.
БРИТОГОЛОВЫЙ. Доброе.
САВЕЛИЙ. Тут какое-то, видимо, недоразумение… Это мой кабинет, вообще-то.
БРИТОГОЛОВЫЙ (невозмутимо). Ваш кабинет?
САВЕЛИЙ. Да. По крайней мере был до вчерашнего дня. Вам что, никто не сказал?
БРИТОГОЛОВЫЙ. Вчера было воскресенье.
САВЕЛИЙ. Хорошо — до прошлой пятницы. Это что-то меняет? По-моему, ничего не меняет. (САВЕЛИЙ старался говорить спокойно — получалось на троечку.) Это мой кабинет, и я хочу элементарно понять — что происходит?
БРИТОГОЛОВЫЙ. А разве что-то происходит?
САВЕЛИЙ. Конечно. Вы сидите в моем кресле и делаете вид, что вообще ничего не происходит. Это мой кабинет, понимаете?
БРИТОГОЛОВЫЙ. О’кей, о’кей. Только не надо нервничать. Вы присядьте. Минеральной воды хотите? «Ессентуки» номер семнадцать. Для желудка неплохо, для почек — даже камни, говорят, выводит.
САВЕЛИЙ. Нет, спасибо. Я в порядке.
Пауза. Жужжание мухи, бьющейся о стекло.
БРИТОГОЛОВЫЙ (пьет воду). Чертова жара. Температурный рекорд. Сто пятьдесят лет наблюдений, а такого не было… А вы тоже у нас работаете? В министерстве?
САВЕЛИЙ вскакивает как ошпаренный.