Тавриз туманный
Шрифт:
Консул еще раз пожал мне руку.
– Обо всем этом тавризские армяне в специальном донесении сообщили мне. Они с большой благодарностью пишут о вас. И господин Сардар-Рашид, пока мы были в Тифлисе, телеграфно сообщал о ваших действиях, о вашей смелости и организаторском таланте. Сегодня он снова рассказывал мне о вас со всеми подробностями. Он сказал, что все оружие вы сдали в целости и сохранности. Со своей стороны я хочу заверить вас, что в подобных случаях мы никогда не откажем вам в эффективной помощи. Наша единственная цель заключается в том, чтобы население Тавриза, весь ваш народ поняли,
– Вы совершенно правы. Но, к сожалению, до сих пор у нас некому было вести подобную пропаганду. Те, кто враждебно настроен по отношению России, не хотели открыть глаза народу. Семь лет подряд черные силы толкали его в пропасть. Посудите сами, господин консул, ну, зачем было тавризцам восставать против иранского и императорского правительств? Но что могли они поделать, когда авантюристы мутили воду. Они не давали простым людям возможности разобраться, где истина, и где ложь. Не так обстоит дело теперь. Наш народ понял, кто ему враг, а кто друг. Мы сумели открыть ему глаза. Сегодня я могу взять на себя смелость и заявить от имени народа, что он готов по первому слову господина консула доказать свою преданность ему и его правительству.
Мои слова пришлись по вкусу консулу. Несколько раз подряд он повторил:
– Молодец, просто молодец! Мы одобряем ваши действия. О ваших заслугах я сообщил министру иностранных дел и просил наградить вас орденом. Вы достойны самой высокой награды. До сих пор никто из наших друзей в Иране не оказывал нам такой услуги.
– Благоволение господина генерала я ценю выше, чем сто орденов. В ваш дом я вхожу как в свой собственный. Я считаю за честь столь любезное приглашение, - ответил я, поклонившись.
– Теперь к делу. Я хочу, чтобы вы взяли на себя снабжение наших армейских частей. Мы нуждаемся в вашей помощи.
– Рад буду оказаться полезным. Я думаю, это дело надо поручить Мешади-Кязим-аге. Я ему очень доверяю. И вот почему. Во-первых, он честен и не жаден, а во-вторых, он мечтает оказать какую-либо услугу императорскому правительству.
– Что ж, я согласен. Наш девиз - давать заработать друзьям.
Вошел слуга, доложил, что начали собираться гости. Мы поднялись и прошли в зал. Небольшой симфонический оркестр негромко играл какую-то приятную мелодию.
Дипломатические представители Англии, Франции и Италии явились на банкет с женами и дочерьми, но никто из них меня не интересовал. Я ждал секретаря американского консульства Фриксона. Я хотел воспользоваться случаем и завести с ним разговор о возвращении мисс Ганны в американское консульство. Он с женой Сарой приехал на банкет последним. Когда консул познакомил меня с Фриксоном, тот внимательно посмотрел на меня. Как-то раз мы столкнулись на именинах мисс Ганны. Естественно, что после ее исчезновения и раскрытия ее шпионской деятельности секретарь американского консульства мог и меня заподозрить в прогерманских действиях. Я должен был опередить его, намекнуть ему, что мне известна его работа как шпиона. Если я упущу момент, инициатива будет в его руках, и он расскажет консулу о моей связи с мисс Ганной. Эта мысль беспокоила меня больше всего.
Жена Фриксона Сара подошла к нам, пожала мне руку, упрекая в непостоянстве.
–
– Нет, давно.
Сара перешла на шутливый тон.
– Теперь все женщины должны стать блондинками...
– Я не люблю перекрашенных женщин. Блондинки должны быть натуральными, - ответил я.
В это время Нина подошла к нам. Оставив женщин, мы с Фриксоном начали прохаживаться по залу. Внимательно посмотрев на меня, он сказал:
– Если не ошибаюсь, мы с вами встречались в доме одной немки, впоследствии оказавшейся шпионкой.
– Да, да, мы встречались у мисс Ганны, так и есть!
– ответил я ему совершенно спокойно.
– Я очень сожалею, что бывал там и познакомился с этой особой. Но это еще полбеды. К несчастью, там я встретился с махровым шпионом, который всего за пять тысяч рублей в месяц продавал все секреты своего государства.
Фриксон изменился в лице. Я попал не в бровь, а в глаз. Ежемесячно он получал из русского консульства пять тысяч рублей. Я знал об этом из документов, которые недавно попали к нам. Я внимательно следил за ним. Он был сильно озадачен и не отходил от меня ни на шаг, ходил за мной, словно тень. Лебезя передо мною, он не знал, о чем говорить, угодливо подносил мне спичку, стряхивал пепел от папиросы, упавшей на костюм. Без конца он повторял:
– Вы...
– вы...
– господин...
– окончательно растерявшись, он подозвал жену.
– Мне кажется, ты хотела что-то сказать господину Абульгасан-беку. Дома ты все время жалуешься, что он никогда не приходит к нам. Счастливый случай свел нас сегодня, поговори с ним.
– Я уж говорила ему, что он совсем забыл нас, словно мы на свете не существуем, - улыбнулась Сара.
– Разве можно забыть вашу прекрасную, благородную жену, господин Фриксон, но я не осмеливался отнимать время у человека, находящегося на государственной службе. Я полагал, что мое присутствие будет для вас обузой.
Фриксон замахал на меня руками.
– Ну что вы, что вы! Господь с вами! Как вы могли так подумать? Наша единственная встреча оставила неизгладимое впечатление на всю жизнь. Вы доставите нам огромное удовольствие, если завтра вечером посетите нас.
– Нет, нет, не хочу обременять вас лишними заботами.
– Не я, а Сара-ханум просит вас.
– Если Сара-ханум хочет этого, мне остается только повиноваться, ответил я с поклоном.
– Смотрите: не придете - поссоримся!
– кокетливо улыбаясь, пригрозила мне Сара.
Довольный исходом разговора, Фриксон, потирая руки, отошел от меня и направился к Мирза-Алекбер-хану. Они о чем-то долго шушукались. Я был заинтересован, о чем они могли шептаться? Фриксон мог бы рассказать Мирза-Алекбер-хану о моем намеке, ибо продался русским при его посредничестве. Во время этого разговора Мирза-Алекбер-хан надменно и вызывающе посматривал на меня. Он корчил из себя аристократа, делал вид, что не желает знаться с таким жалким купцом, как я. Он и не подозревал, что в мои руки попали компрометирующие документы, изобличающие его как шпиона Америки и Германии одновременно. Я хотел намекнуть ему, что все о нем знаю.