Тавриз туманный
Шрифт:
– Его высочеству я свято верю, уважаю его, а потому я хочу взять на себя смелость просить вас быть сугубо осторожным. Многие стремятся завоевать ваше доверие, показать себя вашим преданным другом, но по неопытности вы можете поверить им, в то время как они ни за понюшку табаку продадут вас в два счета.
– Не могу не быть признательным вам. Да, к сожалению, такие люди есть. И я вам тоже советую быть осторожным, теперь редко кто объективен и честен, большинство во всем исходит с точки зрения собственных интересов. Изменились нравы, испортились люди. Не знаю, тавризец вы или нет, я родился и вырос в этом городе. Вы
Наша беседа продолжалась в таком духе довольно долго, но губернатору так и не удалось заставить меня высказать свои политические убеждения. С самого начала и до конца нашего разговора я избегал острых тем. Наконец, он перешел на другое.
– Убийство Сардар-Рашида - событие немалое. Оно говорит о том, что в стране действует какая-то, довольно сильная организация, которая внушает людям страх и тревогу. Листовки, подброшенные убийцей, ясно показывают цель, которую она поставила перед собой. Черным по белому там написано, что они намерены покарать всех предателей и изменников. Теперь времена тревожные. Одного подозрения достаточно, чтобы обвинить и уничтожить человека. Поэтому-то я, зная, что вы мой доброжелатель, прошу вас, там, где надо, говорить о моей преданности родине и конституции, словом, создайте обо мне благоприятное общественное мнение.
Последние слова наследного принца пролили свет на цель его приглашения. Только теперь я понял, что его одолевает животный страх за свою шкуру. Убийство Сардар-Рашида, листовки, найденные возле его трупа, вселили в душу губернатора тревогу. Все его разглагольствования о любви к народу и родине должны были подготовить почву для этой просьбы. Я поспешил успокоить его:
– Конечно, его высочество своевременно поднимает этот вопрос. Как раньше, так и теперь общественное мнение играет колоссальную роль. Но его высочество должен на деле доказать свою любовь к родине. Вы должны быть на страже интересов народа, знать все его горести, мечты и чаяния, помочь ему. Что же касается меня, можете не сомневаться, что я при каждом удобном случае буду хвалить вас. И вовсе не потому, что вы меня просите, а потому, что я убежден в вашей горячей любви к народу и желании работать на его благо.
Мы поговорили еще немного. Я понял, что он мною доволен. Несколько раз я, ссылаясь на позднее время, на то, что ему пора отдыхать, порывался уйти, но он не отпускал меня, а я не мог открыто признаться, что устал от долгой беседы. По правилам этикета, посетитель высокопоставленного лица мог уйти только после того, как хозяин говорил ему: "Вы свободны". Поэтому я вынужден был сидеть.
Было около часу ночи, когда он задал мне такой вопрос:
– Какие темы разговора больше всего интересуют вас?
– Пожалуй, исторические, литературные, даже любовные, но только не политические. В политике я совсем не разбираюсь.
– Любите ли вы поэзию?
– Устав от работы, я люблю слушать стихи, но сам читать не могу.
– А музыку?
– По-моему, ее любят все, и я не составляю исключения.
После этого принц нажал кнопку на столе. Немного спустя вошел старый церемониймейстер, с лицом, изрезанным морщинами.
– Ужин готов?
– спросил губернатор.
Церемониймейстер,
Минут через пятнадцать старый церемониймейстер вернулся.
– Ужин подан!
– торжественно провозгласил он и выплыл из комнаты.
Мы последовали за ним. По дороге Мохаммед-Гасан-Мирза давал мне пояснения:
– Вот здесь был кабинет покойного Наибуссолтана, а в этой комнате Мохаммед-хан прожил около года. Тут была спальня покойного Музаффереддин-шаха, а здесь кабинет моего несчастного отца. Вот это библиотека Аббас-Мирзы.
Так мы прошли около, двадцати комнат и, наконец, попали в огромный салон.
– А этот салон со времен Наибуссолтане служил гостиной.
Стол был сервирован по-европейски, на две персоны, но еды и напитков хватило бы человек на тридцать.
Не успели мы приступить к ужину, как открылась дверь и вошли пять музыкантов, тут же начавшие играть. Спустя некоторое время вошли пять разряженных и размалеванных девиц и сели рядом с нами.
Это меня не удивило, потому что еще до приезда в Тавриз я не раз слыхал, что иранские шахи и их наследники обедают и ужинают под звуки музыки и пения. Позднее, уже в Тавризе, я частенько встречал женщин-музыкантов. Те, что играли нам, в свое время услаждали слух Мохаммед-Али-Мирзы, а девушки были специально привезены наследным принцем из Тегерана. Мне об этом говорили и раньше, а он теперь подтвердил.
Одну звали Санем-Лалезари, вторую - Духтарназ, третью Ханум-Дильфериб, четвертую - Аруси-Джахан, пятую - Захари-Махтабан. Первые три были танцовщицы, а две - певицы.
Как и раньше, я не получил удовольствия от танцев, хотя исполнительницы их были исключительно красивы. Мне никогда не нравилось, как танцуют иранские женщины. Они нагибаются, двигают животом, трясут грудью, в общем, выглядят крайне вульгарно. В их движениях нет изящества, пластики. Это не относится к иранским певицам. Их вокальное искусство очень высоко и дает огромное эстетическое наслаждение. Слушая их, человек забывает обо всем.
Аруси-Джахан пела о женской красоте на фарсидском языке:
На груди широкой неба
Показался месяц ясный.
Ну, а солнце к нам явилось
Из твоей груди прекрасной.
Чтобы лунный лик твой видеть,
Чтоб смотреть - не насмотреться,
Из моих зрачков влюблено
Все выглядывает солнце.
Только в четыре часа я смог, наконец, попрощаться с гостеприимным хозяином. Он взял с меня слово почаще навещать его.
"Эта встреча дорого обойдется мне", - думал я по дороге.
СТРАХ
Агенты и шпионы, служившие русским, были в страшной панике. Убийство Сардар-Рашида показало им, да и самому консулу тоже, что подпольная революционная организация, может не только выпускать прокламации, листовки, воззвания и вести пропаганду в мечетях. Казням Рза-балы и Рафи-заде они не придавали особого значения, считая их личной местью, но то, что произошло сейчас, никак нельзя было не принять во внимание. Подпольная организация стала внушать консулу серьезную тревогу. Он увидел ее силу, понял, что ему необходимо все время быть начеку.