Тайна академика Фёдорова
Шрифт:
– День вам известен. Время – ровно одиннадцать тридцать. В метро. На известной вам станции кольцевой линии. Пойдёте к переходу на радиальную. Оттуда к выходу. Вы лично знакомы с тем, кто вас встретит. Ровно в половине двенадцатого. Билет у вас должен быть свой.
Затем связник добавил:
– Просили напомнить, чтоб от Павелецкого (там метро сейчас закрыто) куда-нибудь по радиальной за кольцевую на пару остановок выскочили, хорошенько проверились. Потом по кольцу до условленной станции! Ну, порядок?
– Конечно! Спасибо! – протянул Фёдоров связнику руку.
После встречи со связником, завершившейся дружеским рукопожатием, Фёдоровым овладело приподнятое настроение. Кажется, наконец-то, дело сдвинулось. Сдвинулось в нужном направлении! Он понимал, что оснований для радости, тем более для ликования, пока что нет, но вызов
Фрагменты прошлого.
В воскресение 21 ноября вскоре после 11 часов Шебуршин вышел из метро на станции "Комсомольская". Тут всегда было многолюдно. К тому же, люди переходили с одной линии на другую, так как здесь пересекались радиальная и кольцевая линии. С одного из мест, которое генерал называл балконом, было удобно проводить наблюдение, не привлекая к себе излишнего внимания. Сюда, на встречу с ним должен был приехать по кольцевой линии Десятый. Согласно данной ему инструкции, спустившись в метро где-нибудь вблизи Павелецкого вокзала (сама станция "Павелецкая" была закрыта на ремонт), он должен был проехать по радиальной линии за кольцевую и сделать две лишних пересадки, проверяясь на первой. Во время второй пересадки Десятый должен был, как бы по оплошности, в последний момент выскочить из вагона при уже начавших закрываться дверях и перебежать на противоположную сторону перрона. Генерал волновался, сможет ли непрофессионал обнаружить слежку за собой на первой пересадке, потому и предложил такой способ второй проверки.
Ко дню встречи Леонид Иванович смог убедиться в том, что все "прогнозы" Десятого о содержании "Правды" всякий раз сбывались с удивительной точностью. Собственно, само непроизвольно применённое генералом слово "прогноз" выдавало его понятные сомнения и недоверие. Но к дате встречи недоверие полностью исчезло, а сомнения коренным образом изменили свой характер.
Окончательно уверовав в прибытие Десятого из будущего и являясь не только патриотом, но и глубоко порядочным человеком, Шебуршин теперь мучился внутренними сомнениями: будучи аппаратчиком, он испытывал огромные трудности в связи с необходимостью действовать не только вопреки своим многолетним привычкам, но и против неписаных правил конторы; а как убеждённый русский патриот он не мог "спустить дело на тормозах" или передать его в чужие руки. За последние пару недель он с ужасом убедился, как много оказалось рядом с ним тех, чьи руки и в самом деле были чужими.
Думая обо всём этом, генерал увидел, как из поезда, когда уже двери начали закрываться, выскочил Десятый и стал с растерянностью провинциала озираться, затем обратился с каким-то вопросом к пожилой женщине, удовлетворённо кивнул и, вытянув назад и в сторону левую руку, взглянул в том направлении, похоже, повторив свой вопрос. Наблюдая это, генерал невольно усмехнулся: безусловно, Десятый действовал непрофессионально, но довольно изобретательно и, главное, успешно проверяясь. Для того, чтобы заподозрить его в искусственности этой показной провинциальной растерянности, нужно было, во-первых, хорошо знать действительный интеллектуальный уровень гостя из будущего, а во-вторых, поставить его выше себя, что было психлдлгически неприемлемым для большинства сослуживцев генерала из числа москвичей. Генерал пошёл навстречу Десятому. Они встретились как раз в том месте, где было уговорено и где у приезжего мог возникнуть вопрос о направлении дальнейшего пути. Здесь Десятый, как бы случайно выбрав генерала из разношёрстной толпы, задал ему вопрос об улице, которую якобы искал. Вместо ответа генерал произнёс:
– Здравствуйте! Да не волнуйтесь вы так, Алексей Витальевич! Всё в порядке, я проверил: никому мы с вами тут не нужны!
– Здравствуйте! – с чувством произнёс Десятый. – Только я думаю, что именно мы-то и нужны всем! Во всяком случае…– Десятый прервал самого себя, почувствовав неуместность этого тона.
– Ну, поедемте! – Генерал лёгким движением руки прикоснулся к локтю Десятого, указав тем самым направление движения, и пошёл вперёд.
Вскоре они оказались вне метро, на морозном воздухе и подошли к бежевой личной "Волге" Шебуршина. Проверяясь, генерал
– Я проверял и вас, и ваши сведения. Всё совпадает! В интересах дела вам, пожалуй, будет лучше перебраться в Москву! – Сказав это, генерал, не переставая следить за дорогой, искоса взглянул на Фёдорова.
– Но прежде всего у меня к вам масса вопросов! – продолжил Леонид Иванович после некоторой паузы и уловив, что после его первой фразы волнение Десятого начало стихать. – Есть тут у меня ключи от одной дачки, где нам никто не помешает.
Не прошло и часа после выхода из метро, как пассажиры "Волги" добрались до ничем не примечательного зимнего домика в одном из подмосковных дачных посёлков. Вскоре в печке весело потрескивали дрова. Мужчины уселись за небольшим круглым деревянным столом, стоявшим возле окна. Генерал выжидал, обдумывая ещё раз составленный им план беседы, когда Десятый перехватил инициативу:
– Завтра, Леонид Иванович, состоится Пленум ЦК КПСС. Кириленко выведут из Политбюро "по состоянию здоровья", а Алиева переведут из кандидатов в члены.
Рыжкова изберут секретарём ЦК. Позже, когда Генсеком станет Горбачёв, его сделают председателем Совмина и… орудием Горбачёва в развале экономики. Манипулировать им будут из-за нехватки компетентности и воли. Позже он раскается, так как в душе он патриот.
Обдумывая впоследствии детали своей встречи с Десятым, Шебуршин пришёл к выводу: тот потому и сумел с лёгкостью перехватить инициативу, что был не только хорошо подготовлен к этой беседе, но и просто старше, с бо льшим жизненным опытом и, к тому же, не скован писаными и неписаными правилами поведения в их конторе. Одновременно Десятый, считаясь с разницей в рангах и официальном положении, старался вести себя и отвечать на вопросы так, чтобы генерал как бы самостоятельно приходил к тем выводам и намёткам плана предстоящих действий, которые на самом деле исходили от гостя из будущего.
Ещё одним результатом их конспиративной встречи стало окончательное рассеяние тех сомнений, что терзали Леонида Ивановича в связи с появлением Десятого, а также решимость сделать всё для того, чтобы предотвратить грядущую катастрофу. И, наконец, генерал понял и уже почти примирился с тем, что в их дуэте с Десятым тот никакой не десятый, а Первый, а он сам – Второй. Хотя и такой, без которого и поставленные "Десятым" (а на деле Первым) задачи, и само его физическое существование невозможны. Во всяком случае, уже во время встречи на этой даче Шебуршин определился в стиле предстоящей им совместной деятельности так: они соратники. О чинах и официальном положении в обществе следует забыть. Впрочем, для опытного разведчика, каким был Леонид Иванович, это не являлось ни чем-то новым, ни непривычным. И всё же генерал был благодарен Десятому за ту его, на первый взгляд, несуразную фразу, которую он бросил напоследок, когда они уже прощались, и глядя ему прямо в глаза:
– Товарищ генерал! Мне понятны и ваши сомнения, и тяжкие трудности. Но дело ещё в том, что без вас я абсолютный ноль, а вся затея совершенно неисполнима. Так уж получилось, что мы ответственны перед будущим нашего народа. И вы знаете: это не громкие слова. Спасибо вам за поддержку и за… надежду!
Тот план действий, который предлагал Десятый, выглядел довольно разумным. Генерал обратил внимание на то, что в беседе с ним Десятый специально занижал ранг своих предложений, в частности, называя свой хорошо продуманный стратегический план "некоторыми соображениями", а планируемые действия "намётками". Десятый старался говорить так, чтобы невзначай не задеть, не оттолкнуть своего высокопоставленного собеседника, не уязвить его генеральского самолюбия. Это Десятому не всегда удавалось, но генерал видел и оценил само намерение. И вот именно такое сочетание неуверенности с невероятной осведомлённостью Десятого на фоне высказываемых им дельных соображениях побудило Леонида Ивановича окончательно уверовать и в Десятого, и в свою собственную роль в деле предотвращения катастрофы.