Тайна академика Фёдорова
Шрифт:
В плане Десятого генерал поначалу посчитал самым неотложным, самым существенным следующее:
– не спешить, максимально используя время, отпущенное им судьбой до исчезновения с арены Андропова, для подготовки к активным действиям и внедрения патриота на пост Генсека;
– в условиях максимальной скрытности провести разработку Горбачёва, Яковлева, Шеварднадзе, Ельцина и, что называется, иже с ними в двух направлениях: а) последующей публикации сведений, дискредитирующих всю эту компанию; б) устранения их из социально значимой деятельности (предусмотрев несколько вариантов). Вообще следовало ликвидировать созданную Хрущёвым касту "неприкосновенных" (не подлежащих разработке не только со стороны прокуратуры, но даже и органами государственной безопасности); всё это уже не раз вызывало глухое раздражение Второго Главного Управления КГБ (контрразведки), но откладывалось
– переориентировать работу "Пятки" с фактической поддержки (и рекламы) сионистских диссидентов при одновременном подавлении патриотов на поддержку русских патриотов против фактических агентов внешнего врага; этот пункт плана и Десятый и сам генерал считали наиболее рискованным и опасным для всего Дела в случае неудачи;
– начав с публичного разоблачения (вначале в форме художественных фильмов, но на документальной основе) ведущейся Третьей мировой войны (информационно– психологической) и связанных с нею разрушительных планов и действий США с их ЦРУ, Израиля с их Моссадом и НАТО, перейти к широкому информационно– идеологическому контрнаступлению. Для начала следовало опубликовать (широко тиражируя и комментируя) доктрину А. Даллеса, директиву американского СНБ № 20/1, государственный закон США 1959 года о расчленении СССР, делая это в спокойном и объективном тоне, на фоне использования множества мелких и серьёзных фактов, добываемых внешней разведкой и контрразведкой. Всё это было необходимо, как говорил Десятый, "для прекращения затянувшейся спячки советских людей" и позволяло рассчитывать на пробуждение социальной активности, а также давало возможность использовать растущее недовольство молодёжи чрезмерным (искусственно созданным!) спокойствием жизни в СССР, недостатком необходимых в юности "острых ощущений" и способов самореализации. В конце-то концов, должны же люди в СССР узнать и прочувствовать, что против них уже десятилетия ведётся информационно-психологическая война на уничтожение! Тут у Десятого было множество конкретных предложений и список перспективных лиц, таких, как учёные Шелепин (сын бывшего председателя КГБ) и Лисичкин, а также бывший главный редактор журнала "Человек и закон", редакторы "Молодой гвардии" и "Современника"; предлагалось и опубликовать тюремные тетради Антонио Грамши, снабдив такими пояснениями, которые были бы понятны каждому, стали бы интересны многим;
– одним из сложных элементов плана было предложение Десятого о подготовке к фактологически обоснованному разоблачению американского плана СОИ, рассчитанному только на устрашение и некомпетентность советского руководства, а также и сбор материалов для разоблачения в подходящий момент вымышленной американской "высадки на Луне". В этом разделе у генерала вызвало интерес сообщение Десятого о предстоящей через девять месяцев катастрофе южнокорейского самолёта, который будет сбит США, а вину и ответственность за это возложат на СССР;
– а вот то, что изначально представлялось Шебуршину самым трудным, на деле оказалось чуть ли не готовым – подбор кадров. У Десятого был список людей, патриотов, которые уже сейчас, немедленно могли оказаться полезными как для объективной оценки экономического развития страны, так и для выработки выигрышной экономической стратегии. Список этих людей у Десятого возглавлял лично знакомый генералу Шум, но были и совсем неизвестные, даже странновато звучащие имена, Кара-Мурза, например;
– одним из существенных элементов плана Десятого были фактологическая реабилитация Сталина с публикацией материалов о его убийстве и связанный с такой реабилитацией постепенный переход к той системе правления, которую планировал ввести убитый вождь: двойное управление (КПСС и Советы) должно быть упразднено, партия при этом становилась органом, ведавшим вопросами идеологии, социальной психологии, морального здоровья общества, и должна была явить всему миру духовную альтернативу развития,– в противовес изначально тупиковому, бездуховному и расточительному потребительскому пути, навязываемому капстранами "большой семёрки" в качестве образца и идеала для подражания.
Беседа с Десятым затянулась до вечера, но уже в самом её начале, к полудню генерал утвердился во мнении: скоро понадобится, чтобы Десятый постоянно был в пределах досягаемости. В ходе разговора Десятый старался быть предельно лаконичным, но зачастую начинал волноваться, сбивался на мелкие детали, тут же брал себя в руки и вновь переходил на сухой деловой тон фактов и имён. В такие моменты особенно остро ощущалось, что всё то невероятное и зачастую страшное, что он затрагивал, действительно Правда, что всё рассказываемое
Но в их беседе с Десятым имелось нечто такое, что оба пока выключили из обсуждения, хотя оно и являлось самым важным. Тем, по отношению к чему всё прочее было лишь необходимой подготовкой, а то и фоном. Это был вопрос о кандидате на пост будущего руководителя страны – после смерти тяжело больного Андропова и вместо Горбачёва. Леонид Иванович оценил деликатность, проявленную Десятым в этом главном вопросе. Тот подчеркнул, что имеет не подлежащие сомнению сведения о разрушительной деятельности определённых, уже названных им лиц, но лишь некоторые намётки и соображения о тех людях, которые могли бы предотвратить катастрофу. И тут же Десятый привёл весомо аргументированное "личное мнение" о будущем президенте Белоруссии Лукашенко, о ленинградце Романове и. главе КГБ Федорчуке.
Затронутые Десятым, практически лишь намёком, имена покойного партийного руководителя Белоруссии Машерова и секретаря Ленинградского обкома Романове впервые заставили генерала задуматься об обстоятельствах гибели умного, мужественного и честного белоруса и дискредитации патриота из Ленинграда. Тот непроницаемый мрак, который окутывал смерть руководителя Белоруссии, в сочетании с официальной версией о заурядной автодорожной катастрофе заставил Шебуршина содрогнуться: в суде бы этого он доказать не смог, но для себя уяснил: эта катастрофа организована высшими чинами из его конторы! Но ещё большую дрожь вызвали конкретные имена заказчика и организатора гибели Машерова, которых опытный разведчик сумел вычислить на основании множества косвенных улик и нескольких мелких, но для него явных фактов. В этом свете полунамёки Десятого выглядели предостережением, но одновременно и ещё одним доказательством правоты гостя из будущего. На секунду в душе у Шебуршина мелькнул упрёк: "Во что же он меня втягивает?!" Это было естественной реакцией, связанной с опасением за свою жизнь. Но те же самые обстоятельства, что вызвали этот страх, окончательно излечили генерала от того, что он сам теперь называл "аппаратной болезнью". Патриотизм и врождённая порядочность требовали от генерала хотя и тщательно продуманных, но активных действий. Без риска тут никак не обойтись!
Впоследствии, осторожно собрав сведения о Романове, Шебуршин с лёгкостью смог ещё раз подтвердить для самого себя участие в этой акции дискредитации людей из Конторы. Кроме того выходило, что созданное по личной инициативе Андропова Пятое управление – управление борьбы с идеологической диверсией ("Пятка") как раз такие диверсии и осуществляло. Но как же быть с главой управления?! Боевой генерал Отечественной войны Филипп Данилович Папков не вызывал у Шебуршина хотя бы доли тех сомнений и упрёков, которые он, как оказалось, заслуживал! Впрочем, именно так и должно было быть: тот ведь своего рода Штирлиц, только – наоборот! Зато прекрасно объяснялась последующая служба Папкова у еврейского финансового магната Гусицкого, о которой рассказывал Десятый. Леонид Иванович в связи со всеми вскрывшимися обстоятельствами начал чувствовать себя разведчиком, чудом оказавшимся на высоком посту в стане врагов. Самое трудное и самое страшное заключалось в том, что при всём этом он находился не в чужой стране, а на Родине, у себя дома. Получалось ещё, что его резидентом был тот внешне молодой человек, которого он окрестил "Десятым".
Генерал не мог всерьёз отнестись к кандидатуре Лукашенко. И вовсе не потому, что этот молодой (28 лет) человек был колхозным бригадиром. Просто развиться в крупного государственного деятеля его заставили особые условия, особая нужда – те, которые возникнут десятью (всего лишь десятью!) годами позже. Нужен был кто-то иной, с опытом работы в цековской кухне, как на это и намекал Десятый. Конечно, лучше всего бы с такой ответственной задачей справился бывший партизан, честнейший патриот Машеров. Потому-то он и убит. Романов – слабее, и у него нет того непререкаемого авторитета, что был у покойного белоруса. Видимо так и расценивали враги обоих этих людей. Потому и прибегли всего лишь к неопасной для жизни клевете об использовании царского музейного сервиза на свадьбе дочери Романова.