Тайна Белой Розы
Шрифт:
При виде этой фотографии Алистер заметно побледнел.
— Но жертвой Дрейсона был мальчик…, - произнёс я вслух.
Алистер с трудом сглотнул.
— Я полагаю, что это фотография внучки судьи, а ниже — её адрес. Эта скрытая угроза, должно быть, глубоко его ранила.
— Он, конечно же, должен был пойти с этими письмами в полицию, — заметил я, окидывая взглядом все послания. — Но почему он остался без защиты? Ему должны были организовать сопровождение до зала суда и обратно, выставить патруль возле дома…
— Скорее всего,
Я передал ему последнее письмо, написанное на бумаге более высокого качества, чем все остальные. Алистер дважды перевернул его, заметил отсутствие почтового штемпеля и нахмурился.
На его лице отразилось изумление.
— Что там? — поинтересовался я.
Однако он, казалось, не слышал меня. Я придвинул свой стул поближе, заглянул Алистеру через плечо и увидел… музыку.
Он задумчиво протянул мне письмо.
Это была музыкальная партитура из четырех строк, написанная на плотной кремовой бумаге. Нотный стан, а отдельные ноты были аккуратно вычерчены от руки.
— Судья был музыкантом? — спросил я.
— Он играл на пианино. Скорей всего, это письмо просто перепутали и положили к угрозам.
Алистер встал.
— Нам лучше вернуть эти письма заместителю комиссара и запросить копии. Но вот это я бы предпочел оставить себе. — Он указал на музыкальную партитуру и добавил, подмигнув мне: — Уверен, Сондерс её не хватится.
Я мысленно застонал, потому что готовность Алистера нарушать правила всегда ложилась тяжким грузом на мою совесть.
Вместо этого взял письмо и произнёс:
— Для этого послания получить разрешение будет довольно просто.
Я подошел к Харви, приняв как можно более уверенный вид.
— Слушай, а ничего, если мы оставим его? — Я помахал перед ним письмом. — Все остальные мы возвращаем, а это, как видишь, не имеет никакого отношения к делу.
Он настороженно посмотрел на меня, взвешивая решение.
— Так теперь ты официально прикреплён к этому делу?
— Да, как только с утра подпишут все бумаги, — кивнул я, пытаясь его успокоить. — Но если хочешь, я могу попросить разрешения у миссис Джексон или у заместителя комиссара.
В его глазах мелькнуло сомнение. Он уже был свидетелем разногласий Сондерса и миссис Джексон и, к счастью для меня, решил, что не хочет повторения. Если он вызовет недовольство заместителя комиссара, это может полностью разрушить его карьеру.
— Если это всего лишь музыка, то я думаю, ничего страшного не произойдёт, — сказал он наконец.
Я широко улыбнулся.
— Мы вернём это письмо миссис Джексон, как только его изучим.
Харви вздохнул с облегчением, поскольку окончательное решение лежало на владелице дома, а не на нём.
Я сунул письмо в карман, махнул Алистеру рукой, и мы поспешно вышли, пока Харви
Когда розовое зарево на востоке неба возвестило о начале нового дня, мы нашли общественный транспорт, который доставил нас в центр города, чтобы сменить одежду и позавтракать, прежде чем действительно начать расследования.
Только оказавшись дома и распаковывая вещи, которые дала нам миссис Джексон, я заметил в партитуре нечто необычное.
Я нахмурился. Странно, что Алистер не заметил этого сам. Хотя, конечно, прошлой ночью он был не в себе…
В нижней части партитуры на последней строке, где обычно проставляется басовый ключ, вместо него было другое изображение: одинокая белая роза.
ГЛАВА 3
Девятнадцатый участок, Тридцатая улица.
08:30.
— Смотрите, кто к нам пришёл! Ты уже пол-утра проспал. Не похоже на тебя, Зиль.
Когда я вошел в переполненный и обветшалый полицейский участок на Тридцатой улице, мужчина с широкой улыбкой и ярким акцентом повернулся ко мне и взглянул с удивлением.
Деклан Малвани, дородный ирландец, который был моим напарником, когда я ещё служил патрульным в Нижнем Ист-Сайде, теперь стал моим капитаном здесь, в Девятнадцатом участке.
И хотя официальные часы работы отдела начинались в девять, он знал, что я обычно появляюсь на своем рабочем месте задолго до семи утра.
— Если ты считаешь, что половина девятого — это слишком поздно, то можешь вычесть эти часы из моей сверхурочной работы, которую ты никогда не оплачивал, — добродушно ответил я.
Как обычно, Малвани не перекладывал бумажки в своем тесном кабинете сразу за входом, а ходил по всему главному залу, устраивая патрулирование и проверяя у каждого из своих офицеров состояние открытых дел. К этому времени Малвани, без сомнения, уже закончил одну-две встречи, сделал полдюжины телефонных звонков и выпил, по меньшей мере, три чашки кофе.
А кофе — это как раз то, что мне требовалось после долгой бессонной ночи. Должно быть, я выглядел безумно измученным, потому что Малвани одарил меня озорной усмешкой.
— Сомневаюсь, что ты до утра гулял с той девушкой, которая тебе нравится?
Я последовал за ним в его импровизированный кабинет, игнорируя очевидный намек на Изабеллу Синклер — вдовствующую невестку Алистера, с которой я завязала легкую дружбу, бросавшую вызов всем нормам светской жизни. Она, как и я, восстанавливала свою жизнь после ужасной утраты: в ее случае речь шла о ее муже Тедди; в моем случае — о моей невесте Ханне, которая была среди тысячи жертв катастрофы парохода «Генерал Слокам» в 1904 году. Теперь Изабелла помогала Алистеру в его криминологических исследованиях.