Тайна дома №12 на улице Флоретт
Шрифт:
Как и профессор Грант, Малкольм Муниш был ботаником, но если первый являлся так называемым географом растений и его страстью было исследование и открытие новых видов, то последний считался ботаником-морфологом: его по большей части интересовали внутреннее строение растений, гибридизация и препарирование.
Профессор Грант испытывал к этому человеку наихудшие чувства из тех, какие только один человек может испытывать к другому: зависть (он завидовал бесспорной гениальности Муниша), ненависть (Муниш долгие годы использовал кафедру Ботаники в своих целях,
Профессор Грант подошел ближе и увидел, что предметом изучения Малкольма Муниша является нечто такое, чего он не ожидал увидеть как на этом столе, так и в Габене в целом.
Это была Гелиамфора Пронацея, одно из редчайших и прекраснейших растений, существующих в природе. Нежно-розовые листья, собранные в кувшин, полупрозрачные стеклянные лозы и гибкие корни, покрытые золотистой вязью жилок. Подлинное чудо мира флоры. Обманчиво беззащитное и столь же обманчиво безобидное.
И сейчас — обезображенное, оскверненное, израненное…
В кувшин Гелиамфоры были вживлены трубки, соединенные с гудящим механизмом, внутри которого медленно вращались роторы и нагнетались ухающие меха. Растение пульсировало и истекало соками — даже невооруженным глазом было видно, что оно испытывает боль: могло бы оно кричать, сейчас бы вся оранжерея была заполнена криком. А между тем скальпель, ведомый твердой и безжалостной рукой, отрезал от бутона слой за слоем…
Обычно препарированные растения погибали быстро, но Муниш наловчился продлевать их мучения бесконечно долго, применяя изобретенный им же аппарат для поддержания жизни, прослеживая пульсации и эманации и не позволяя образцу завянуть. В понимании профессора Гранта, это было настоящим варварством…
Главу кафедры Ботаники охватила ярость. Он так сильно сжал единственный кулак, что заскрипела кожа перчатки.
Профессор Муниш даже не повернул головы.
— Прошу вас, принесите мне дождь из Кейкута, — сказал он, не отрываясь от микроскопа.
Какой бы странной для любого непосвященного ни показалась данная просьба, профессор Грант все понял и повернулся к небольшому столику, на котором стояли банки с этикетками: «Эйлан», «Кейкут», «Хартум», «Змеиная широта» и многими другими. В каждой банке хранились сборы дождевой воды из указанных мест.
Отыскав нужную, профессор передал ее Мунишу, и тот, открыв крышку своего аппарата и предварительно сняв с банки крышку, заменил резервуары. Переключив несколько рычажков, он добавил к дождю из Кейкута «флор-регенератор» (очередное его изобретение) и вернулся к микроскопу.
— Куда делся ваш Триберн? — спросил Грант.
— Триберн на время покинул
— Произошло то, о чем вы меня предупреждали, — проворчал профессор Грант. — Что ж, признаю: вы были правы.
Муниш вдруг схватил со стола карандаш и рабочую тетрадь, в которой, как профессор Грант знал, он вел подробное описание всех своих экспериментов. Резко развернувшись на табурете, этот отвратительный человек пронзил главу кафедры Ботаники немигающим взглядом и застыл в ожидании. Из-за очков с зелеными стеклами его глаза напоминали два оплавляющихся изумруда.
— Вы говорили, что оставаться в лавке мистера Финикуса после появления… гм… старого друга опасно. А я вас не послушал.
Профессор Муниш разочарованно пожевал губами и положил карандаш с тетрадью обратно на стол: он-то полагал, что Грант подтвердит какую-нибудь из его научных теорий, ну а до собственной правоты в том, что не касалось растений, ему не было никакого дела.
Грант продолжал:
— Мне пришлось спешно покинуть лавку. Туда заявился… кто бы вы думали?
Обладатель зеленых очков отвернулся и снова уставился в микроскоп.
— Уж навряд ли мистер Совински из детской считалки.
— Доктор Доу.
Муниш усмехнулся.
— Крайне настырный джентльмен, — заметил он. — Что ему было нужно?
— Главное не то, что ему было нужно, а то, что ему все известно.
— Он появился сам? Или в сопровождении полиции?
— С ним был мальчишка.
Муниш на миг задумался, после чего сказал:
— Вероятно, это был юный Джаспер — племянник доктора, сирота. Сын Роджера и Сирении Трэверс, погибших во время крушения дирижабля «Гринроу».
— Но откуда вы столько знаете об этом докторе и его мальчишке?
Муниш выдержал паузу, бросив короткий взгляд туда, где сидел человек под полотнищем, после чего произнес нечто невнятное. Профессор Грант разобрал лишь: «врага» и «лицо».
— В любом случае, — продолжил Малкольм Муниш уже разборчивее, — если с ними не было полиции, это добрый знак. Хотя, стоит отметить, сейчас синемундирникам и без нас есть, чем заняться.
Профессор Грант нахмурился.
— О чем вы говорите? Вы что-то знаете о делах полиции?
— Лишь то, что в данное время в городе происходят кое-какие события, которые требуют всего внимания господ из Дома-с-синей-крышей. Пока что нам этих уважаемых господ опасаться не стоит. Я успею…
— Что вы успеете? — спросил глава кафедры Ботаники, начиная закипать. — Вам не кажется, будьте вы прокляты с вашими тайнами, Муниш, что пришло время все мне рассказать? Дело в вашем эксперименте? Это как-то связано с содержимым Зеленого чемодана?
Профессор Грант тут же пожалел о своих словах. Неожиданно для себя он сказал то, что говорить не собирался, при этом он выдал, что знает… нет, не тайну этого человека — лишь факт наличия у него тайны.