Тайна дома №12 на улице Флоретт
Шрифт:
Однажды глава кафедры Ботаники нечаянно подслушал разговор Муниша с его ассистентом (или дворецким, или адъютантом, или… кем он там ему приходится?) Триберном — они говорили о некоем Зеленом чемодане. Тогда Муниш сказал то, что навсегда лишило профессора Гранта покоя: мол, содержимое упомянутого чемодана изменит мир. Муниш вкладывал в свои слова такую страсть, что профессор Грант испугался и зарекся когда-либо поднимать данную тему. И вот, он признался, что ему, будто через крошечную замочную скважину в чердачный сундук, удалось заглянуть в помыслы Муниша.
Глава
Но тот, в свойственной ему манере, лишь с безразличием пожал плечами.
— Вы принесли образец? Надеюсь, ваш побег из лавки мистера Финикуса не помешал вам сделать то, о чем я вас просил.
«Ну, разумеется, — разъяренно подумал Грант. — Его волнует лишь эксперимент. Его странный непонятный эксперимент. И ему нет дела, если меня схватят или разоблачат! Я тоже — всего лишь шестеренка в его планах…»
Но вслух он произнес другое:
— Конечно же, я принес образец. Вы понимаете, как я рискую, появляясь в доме у канала? Что будет, если они узнают, что я жив?
— Полагаю, у них появится к вам множество вопросов, — сказал профессор Муниш. — Положите образец вот сюда, будьте так добры. — Он не глядя указал на плоский стеклянный сосуд на столе. — В тот, который подписан: «№ 177-4». Я займусь им сразу как закончу с «№ 177-3».
Профессор Грант открыл свой чемоданчик и переложил взятый у Карниворум Гротум образец в сосуд.
Муниш раздраженно поцокал языком.
— Омертвление тканей… снова… споры карницинии не помогли ему прижиться… Но с другой стороны… привитый экземпляр прожил почти три секунды. Вопрос только в том, как сделать процесс перманентным, как избежать отторжения…
Профессор Грант ничего не понял. Кроме того, что работа Муниша заключается в какой-то пересадке и прививке. Но что и куда тот собирается пересаживать и прививать, осталось загадкой.
Муниш убрал с предметного столика микроскопа не оправдавший его ожиданий образец и заменил его тем, который принес профессор Грант.
— Полагаю, вам будет лестно услышать, что ваш «быстрорастущий плющ» помог мне сбежать, — сказал Грант.
Если Мунишу и было лестно, он этого не показал — кажется, его занимало лишь происходящее под линзами микроскопа. Он легонько крутанул винт кремальера и пробубнил:
— О, я предчувствую потенциал этого образца… Полагаю, именно он облегчит для меня сепарацию…
— О чем вы? — спросил профессор Грант. — Какая еще сепарация? Вы ведь только что говорили о прививке. Это полярно противоположные процедуры…
— Верно. Но лишь для человека, который не видит картину в целом.
Глава кафедры Ботаники скрипнул зубами.
— Сколько вы еще намерены держать меня в неведении, Муниш? Вам не кажется, что слишком долго вы пользовались моей… благосклонностью?! Не задавая вопросов, я исполнял все ваши сумасшедшие требования, а вы — вы! — тем временем явно забыли о нашей совместной работе. Вам напомнить ваши же собственные обещания?! Вы убеждали меня, что
Муниш на эти обвинения даже не пожал плечами. Лишь ровным спокойным голосом сказал:
— Я близок к изобретению лекарства и знаю, что стало причиной болезни.
Профессор Грант не поверил своим ушам.
— Что? Но откуда?
С видом крайнего утомления от того, что его отрывают от по-настоящему важного дела ради каких-то излишних разъяснений, Муниш оторвался от микроскопа и кивнул на стеклянный короб-флорариум, стоящий на столе.
— Взгляните.
Профессор Грант, не скрывая раздражения, подошел и склонился над стеклянным коробом. Внутри находился горшок с карликовой Дионеей Рубидум. С виду в мухоловке не было ничего необычного — она изогнула стебель и опустила бутон-ловушку, кокетливо прикрыв его листьями, словно стесняясь. Профессор знал, что растение притворяется. Мухоловки этого вида именно так и охотятся: прикидываются спящими, прячут ловушку от неосторожной жертвы, после чего набрасываются на нее, стоит ей проявить беспечность и подойти достаточно близко.
— Что я должен увидеть?
— Терпение. Немного терпения, профессор.
Муниш открутил вентиль на одной из подведенных к коробу труб. Раздалось едва слышное шипение, и флорариум мгновенно заполнился густым молочно-белым дымом. Достав из жилетного кармана серебряные часы, Муниш принялся наблюдать за ходом стрелок. Спустя тягучие две минуты, он повернул вентиль на другой трубе, и облако сперва утратило плотность, а после и вовсе покинуло короб, с легким хлопком всосавшись в нее.
Мухоловка больше не прикидывалась. Ее стебель распрямился, а по обнажившемуся бутону и по листьям прошли ритмичные судороги. В какой-то момент ловушка раскрылась, и из нее потек густой желтый гной…
Все закончилось меньше, чем за минуту. Растение завяло — его листья потемнели и побурели.
Грант поднял взгляд на Муниша — тот смотрел на него с широкой улыбкой. Очевидно, он был доволен произведенным эффектом.
— Как вы видите, последствия те же, что у растений из сада ГНОМП и у обитателей ботанического сада Сонн.
Грант был потрясен.
— Но почему это произошло так быстро? Что это за яд? Это ведь яд? Мы были правы? Кто-то отравил растения в городе?
Профессор Муниш спрятал часы и вернулся к своему микроскопу.
— Слишком много вопросов, и даже мне не под силу ответить на все одновременно. Вы позволите ответить по порядку? — Грант кивнул, и он продолжил: — Подопытное растение завяло столь стремительно, поскольку я использовал концентрированное средство отравления — боюсь, ради демонстрации у меня нет времени ждать, пока яд сделает свое дело самостоятельно.
— Но что это за дым?
— Это вовсе не дым, профессор. Это туман.
— Что?
— Вы не ослышались. Все дело в датах.
— В датах?