Тайна дразнит разум

Алёхин Глеб Викторович

Калугин отмахнулся от дыма и продолжал:

— Гадалка в моде! Ее клиенты — купцы и петербургская знать. Для простых смертных она не доступна. К ней предварительная запись. Теперь она назначала сеансы. А платные агенты наводили справки о клиентах. Смышленая, волевая, она быстро разбогатела. Но тут черт ударил в ребро: сорокапятилетняя влюбилась в молодого красавчика и обвенчалась с ним подальше от насмешливых глаз. Выбор пал на волотовскую церковку. Отец Осип стал ее душеприказчиком. Ему-то на исповеди и призналась: муженек обобрал ее и сбежал в Париж, да еще на прощанье сломал ей позвоночник. Здешние грязи помогли, да не совсем. Она ударилась в мистику, легла

в гроб и вернулась к прежней профессии. Нуте, голубчик?

Иван ответил вопросом:

— Николай Николаевич, вы лично познакомились с нею?

— Нет, друг мой, я беседовал с Капитоновной. Она, кстати, проговорилась: некоторые посетители засыпают возле гроба…

— Это что же… внушение?

— Да, голубчик, она не примитивная гадалка. — Калугин глазами указал на окно с клетками: — У нас, в Руссе, гастролирует гипнотизер. Я попрошу его продемонстрировать один из приемов ясновидящей. А вы, друг мой, не спешите с выселением.

— Почему?

— Поставьте себя на место Рыси. Есть смысл использовать готовый аппарат разведки? Нуте?

— Факт, — буркнул Иван, чувствуя, что краевед дает ему в руки прекрасный «ключ проникновения». — Я установлю наблюдение за домом гадалки.

— Мало того, голубчик, попытайтесь завербовать Капитоновну. Для этого сложилась благоприятная ситуация: гадалку обворовали и впереди — выселение. Бабка прикинет: угро — надежный доход, а хозяйка — пустой карман и запрет на гадание. Так или не так, батенька?

— Так, — одобрил Воркун и подумал о Федьке Лунатике…

В кабинете начальника угрозыска все было по-старому: даже аквариум и рога лося на прежних местах. Только кровать за ширмой стояла без подушки, одеяла да книги исчезли. За служебным столом восседал Федька Лунатик с бинтом на шее. Его измотал телефон. Со всех концов города названивали, спрашивали Воркуна. Федька молча выслушивал, тяжело вздыхал и вешал трубку. Он сам не знал, где начальник. И вообще Федя не любил телефонный разговор: он кричал в трубку, и над ним подшучивали.

Только поздно вечером объявился начальник. И по тому, как он вошел в кабинет, агент смекнул, что сейчас Иван Матвеевич заговорит о важном деле…

— Федя, ты хорошо знаешь Капитоновну?

— Суди сам, начальник, — поднялся агент, — все вещички сбывал через нее.

— В этот час примет тебя?

— Суди сам, начальник: ежели Капитоновна просила меня лично разыскать покражу.

— Добро! — Воркун поставил перед агентом две задачи: — Узнай, когда Ерш Анархист был у гадалки и куда подался. И попробуй, Федя, завербовать ее…

Начальник рассказал об удачной ситуации и, посматривая на карманные часы на волосяной цепочке, поторопил агента:

— Я буду ждать тебя здесь, у телефона. Если что… позвони: тюрьма рядом…

Лунатик поморщился: в этой тюрьме он отсидел больше года.

Агент шел быстро, но думал не о предстоящем задании. Воспоминание о домзаке [5] притянуло мысли о нескладно прожитой жизни. Теперь в Руссе мало кто знает, что в парке курорта стояла сказочная избушка, разукрашенная деревянными кружевами. В этой избушке продавали сливочное масло, молоко, творог и простоквашу. Все эти молочные продукты доставляли из имения князя Васильчикова, а продавал их отец Феди. Тогда жилось Федьке сытно и привольно. Но вот князь Васильчиков открыл при имении винокуренный завод — отцу Феди доверил склад со спиртом. Будь проклят этот завод! Отец непробудно пил и утоп пьяный. Мать вышла замуж за конюха,

который готов был языком вылизывать барского жеребца, а Федьку хлестал кнутом до крови. И хлестал только за то, что тот вслух молился за покойного отца. В детстве Федя сильно верил в бога. И тот сказал ему во сне: «На скотном дворе мышьяком травят крыс». Мальчуган растолковал божьи слова как указание. Но в отравлении конюха обвинили Федину мать, и, как ни доказывал Федька, что виновник он, никто не поверил, что тихий, религиозный мальчик решился на такое. Мать сослали в Сибирь, а Федю пристроили в Антониевский монастырь, где наблюдательный инок быстро усомнился в боге. По ночам монахи плавали через реку к монашкам Звериного монастыря, а иеромонах Трифон, старый развратник, стал подбивать Федю на распутство: пустил в ход ласку, лесть, гостинцы и даже платиновый крест на золотой цепочке. Недолго прожил инок в белой келье с оконцем на Волхов — сбежал, крест продал и поехал в Сибирь к матери. Но и до Чудова не доехал, как попал в шайку железнодорожных воров. Первый раз дверь тюрьмы открыла революция, второй раз Федю взял на поруки начальник старорусского угро…

5

Домзак — дом заключения, тюрьма.

Ивана Матвеевича он полюбил, как отца родного. В первый же день работы Воркун доверил ему наган, деньги и солдатские ботинки с шерстяными обмотками. Начинающий агент задание выполнил раньше срока. И сразу стал ближайшим помощником «бати» — так Федя Громов называл начальника за глаза.

Сегодня «батя» подбросил ему крепкий орешек: Капитоновна шагу не сделает без совета своей благодетельницы, а та, ясновидящая, разом смикитит, что к чему, и все карты спутает.

Федя представил гадалку со свечкой в руке, рыжего матроса возле гроба, и вдруг в голове агента сверкнула мысль: «А что, если в гробу двойное дно?»

ДВУЛИКИЙ ЧУДОТВОРЕЦ

Когда вор приносил дорогую вещь, Капитоновна крутила ее в руках, точно ветошь. Бабка умела скрывать свои чувства. Вот и сейчас она провела Федю на кухню и засуетилась возле стола — не спросила о главном. Можно подумать, что без него нашлась покража.

Агент молча наблюдал за Капитоновной. На ней, как на цыганке, надеты три юбки. Круглая, курносая, с румяными щеками, она бойко накрывала на стол. Наконец ее серые глазки уставились на дверь, ведущую в комнату гадалки:

— Совсем занемогла, моя кормилица. Не дай бог никому такое переживание. — Бабка перевела взгляд на Федю: — Пришел порадовать, соколик?

— От тебя зависит, Капитоновна.

Его слова прислужница растолковала по-своему:

— Ух-ма, Федюньчик, за нами дело не станет! Все вернешь — большую долю возьмешь, не все вернешь — меньше возьмешь…

Капитоновна повернулась лицом к красному углу с иконами и, склонив голову, перекрестилась:

— Покарай меня, Никола Чудотворец, ежели я нарушу свое слово…

Большой иконостас освещался тремя лампадками. Центральная икона Николы Чудотворца была украшена длинным полотенцем с черными узорами на концах. На белоснежном полотне утиральника проступали темные отпечатки пальцев. В сознании бывшего вора всплыло неприятное воспоминание, и он отвернулся от икон…

— Капитоновна, когда и во сколько был здесь рыжий матрос?

— Ау, брат, в этом доме свой устав, соколик. — Она уважительно кивнула на дверь без ручки: — Когда и кто был — не узнаешь. Благодетельница строго наказывала…