Тайна дважды убитой

Грошев Григорий

— Вот как? — удивился Фёдор. — А вы — тоже рано обнаружили в себе такие наклонности?

— С тоски наш товарищ устроился работать в поминальный дом — приводить в порядок трупы, — продолжал Григорий, игнорируя вопрос. — И понял, что ему там очень нравится. Обнаружил в себе непреодолимое влечение к почившим девушкам. Он их… Продолжать?

— Разумеется, — кивнул Иванов, отпивая кофе. Разговоры о мертвечине никогда не отбивали у него аппетит.

— Влечение было удовлетворено. Но этого Климу показалось мало. А вот дальше начинаются странности, — сказал

колдун. — Он разжился сильным артефактом, а ещё — познал секрет ловли душ. Это запрещённая магия. Самая запрещённая.

— Допустим. Я так понимаю, фотоискусство он освоил в этот же период?

— Тонко, — похвалил анимаг. — Мы даже не думали о таком.

— Умеете ль вы…

— Когда мы пытались проникнуть в его воспоминания, чтобы выведать секрет артефакта… — снова перебил Георгий. — Там барьер! Вероятно, он выстроил его сам. Увы, Клим пока не сознался нам, куда спрятал тело Ксении. Однако же, думал он о ней часто, её фотоснимки залапал до дыр.

— Какая мерзость, — картинно удивился Иванов, допивая кофе.

— Но мы разговорим его, — сказал антимаг. — Сегодня же вечером я лично буду его пытать.

— Пытать?

— Вы не ослышались, — кивнул Григорий. — Мы действуем в соответствии с Уложением Петра Великого. Пытки нам не только не запрещены, но и показаны.

— Я готов отпустить вас сию же минуту, — сказал Фёдор. — Не сдерживайте свои животные порывы. Поезжайте и терзайте бальзамировщика, сколько душе угодно. Как, говорите его зовут?

Колдун внезапно расхохотался. Он посмотрел на своего визави, и Иванов впервые увидел холодный блеск чужих глаз. Надменный и циничный человек, неспособный понять чужую боль. Как он сразу не догадался?

— Всё это — обоюдоострое орудие, — произнёс следователь осторожно. — Не удивляйтесь, если однажды пыткам подвергнут и вас.

— И вы говорите это после того, что мерзкий заклинатель пытался с вами сделать! — воскликнул антимаг. — Вот ведь — чёрная несправедливость.

— Уж простите. Я законник, а потому никогда не снизойду до ваших методов.

— Никогда не говорите никогда. Кстати, вам не интересно, что будет с нашим… Как вы выразились, чернокнижником?

— Абсолютно нет.

— И как вы пьёте эту мерзость? — спросил Григорий, глядя на чашку кофе.

— С удовольствием.

Спустя десять минут после разговора фельдъегерская почта доставила вердикт психиатров из клиники душевнобольных. Фёдор прочитал документ и хмыкнул. В копилку его подозрений упал ещё один золотой рубль. Однако же, во второй раз за время расследования он получил козырь, который не заслужил. Сначала Алиса отыскала для него Горелова. А теперь Борис Липов — Хованского.

В голове сложилась картинка. Кеша Хованский прибыл в усадьбу Горелова-старшего ближе к утру. Он и уговорил своего приятеля отправиться на «охоту». Они оседлали «Ауди», сбили случайную девушку, которая совершала утреннюю пробежку. После чего — обесчестили её. Вернее, это смог сделать только Хованский. У Горелова не получилось.

— И бросили умирать… — вздохнул Фёдор.

За столько лет работы в следствии

он так и не привык к злу. К неоправданной жестокости. Откуда в людях берётся тёмная энергия? Что заставило двух юных дворян с прекрасным будущим совершить столь мерзкий поступок? Однако же, его гипотеза относительно обстоятельств смерти Ксении должна обрасти вескими доказательствами. Нужно проводить обыск, а без дозволения Цискаридзе это невозможно.

— Господин Генрих, — приветствовал Иванов своего начальника. — Дело нашей Убитой и Похищенной рано передавать прокурору.

— Вздор, — небрежно махнул рукой Цискаридзе. — Сама Императрица нас выслушала! И осталась довольна расследованием.

— Горелов действовал не один, — напирал следователь. — И тому у меня есть неопровержимые доказательства.

Он протянул документы. Начальник пробежался по вердикту биолога, выделившего генотип. Хмыкнул в усы. Закурил сигарету с тонким ароматом и выпустил несколько колец дыма.

— Ты опять хочешь пугать меня этой заумью? — улыбнулся Генрих. — Подумаешь, группа крови. Между прочим, эти теоретические выкладки пока не подтверждены практикой в должной мере. А ещё мы можем допустить, что у водителя хлебовоза был порезан палец. Или след оставил некто иной.

— И не только группа крови, — вздохнул Федор, протягивая ещё один документ. — Вот вердикт психиатров.

— Читал, — нетерпеливо перебил Цискаридзе. — Фельдъегерь прежде его мне принёс, чем тебе. Наш мальчик — здоров. Вменяем. Адекватен.

Однако же, полковник кривил душой. Все сорок страниц вердикта он не осилил, а лишь бегло пробежался по выводам.

— Нашему гонщику нравятся женщины постарше, — сказал Федор. — Совсем зрелые, так сказать. Старушки.

— А мне, может, нравятся балерины, — буркнул начальник. — А прихожу домой, и ничего. Довольствуюсь офицершей.

Иванов против воли улыбнулся. Супруга полковника была максимально далека от комплекции балерины. Как же убедить начальника в необходимости провести новые следственные действия? И ненароком не засветить свой источник. Иначе шума будет…

— Кстати, дорогой мой Иванов, — произнёс Цискаридзе. — Макар сказал, что вчера около часа после полудня доставил тебя к некоему Дому Прощаний. А вернулся ты в Отдел только в девятнадцать часов! Я ведь не спрашиваю, где ты был всё это время.

— Работал, — ответил Фёдор и немного покраснел.

— И уж тем более не выясняю, что такого тебе сказал мальчишка-газетчик, — продолжал Генрих. — И куда ты его отвёл. И где пропадал с ним как минимум два часа! Знаешь, почему не спрашиваю? Потому что это не моё дело. У всех есть тайны. Запомни: твои тайны я никогда не выдам.

— Боже мой! — вскричал Иванов, не справившись с эмоциями. — Этот мальчишка — ценный источник. Я ведь уже который день не могу подобрать нового детектива.

— И что он тебе поведал? — спросил Генрих.

— Вы правда хотите знать? Извольте. Помимо тела убиенной Ксении пропал и один живой человек, — ответил Фёдор. — Некто Кеша Хованский. Дворянин, сын промышленника.